тот самый человек, который нам нужен? Мы с Владимиром Владимировичем теперь работаем вместе, и он как нельзя лучше подходит Дому актера.

Не хочу никого обидеть, но, если бы меня спросили, кто мог бы возглавить актерское братство, я назвала бы Александра Анатольевича Ширвиндта.

ВАСИЛИЙ ЛАНОВОЙ

Жизнь свела меня с Василием Лановым по трагическому поводу. На телевидении в одно время со мной работала режиссером жена Василия Семеновича Тамара Зяблова. Однажды съемочная группа выехала на пушкинский праздник и попала в аварию. Машина перевернулась, и Тамара погибла.

Тогда на телевидении работала и сестра Ланового — Валя. Она была диктором. Мы с ней познакомились несколько позже. И потом я уже смотрела на Василия Семеновича глазами Вали, для которой в брате было заключено все. Разногласия у них вызывал единственный вопрос — политический. Валя не разделяла взглядов брата.

Когда я стала директором Дома актера, Василий Лановой пришел ко мне в кабинет — невероятно красивый, с огромным букетом жгуче-красных роз на высоких стеблях (что я очень люблю). Много цветов преподносили мне в жизни, но тот букет я не забуду. Мне даже кажется, что подарил мне его Василий Семенович не пятнадцать лет, а две минуты назад.

И мало-помалу Лановой обживался в Доме актера. Он приходил почти на все заседания женского клуба, который создала Валя Лановая.

В зарубежных поездках Дома актера Василий Семенович старался как можно больше узнать о городах, где мы бывали. Его интересовали не магазины, а музеи. Причем он рвался даже в те, в которых уже прежде бывал. В нем — невероятная тяга к искусству. Я помню, на каких-то наших посиделках Михаил Михайлович Жванецкий говорил о том, что он потрясен Лановым, который вырос в простой семье, но несет в себе аристократизм русского человека. И для меня совершенно ясно: Лановой — аристократ.

Нас с Василием Семеновичем тоже, кроме некоторых политических взглядов, ничего не разделяет. Когда мы готовились отмечать 60-летие Дома в Театре имени Вахтангова, Лановой по сценарию должен был вывести на сцену актеров, участвовавших в первом вечере в 1937 году. Я объясняю ему: «Потом вы не уходите, к вам на сцену поднимется Чубайс». На что Василий Семенович говорит: «Я с ним на одной сцене стоять не буду». И действительно, Лановой спустился раньше.

Не хочу спорить с Василием Семеновичем по политическим вопросам. Я с уважением отношусь к его мнению, но остаюсь при своем.

Вспоминаю, как у Ланового вышла какая-то статья в газете, которую посчитали антисемитской. Она бурно обсуждалась в обществе. Буквально на следующий день после выхода этой статьи Василий Семенович быстрыми шагами вошел в мой кабинет, поцеловал меня и ушел, не сказав ни единого слова. Я связываю эти два факта, хотя точно не знаю, чем был вызван его поступок.

Лановой — один из любимых мною людей. А теперь, после смерти Вали, он для меня еще и часть ее.

МИХАИЛ УЛЬЯНОВ

Михаил Александрович Ульянов — мой идеал мужчины: сильный, простой русский человек.

Когда-то он мне, девчонке, в Доме актера подал пальто. Это было с его стороны дежурное джентльменство, но оно оказалось настолько значимым для меня, что я запомнила его на всю жизнь.

Следующая важная для меня встреча с Ульяновым произошла, когда я начала создавать Бюро пропаганды советского театра. Я уже упоминала об этом. После долгих лет невостребованности я развила бурную деятельность, набрала людей… Оказавшись по каким-то делам в СТД, я увидела Михаила Александровича Ульянова. И вдруг он отвел меня в сторону и сказал, что я должна возглавить Дом актера. «Все другое, за что бы вы ни взялись, — объяснял он, — будет обычной работой, а Дом актера — это дело вашей жизни».

Я очень испугалась, потому что попала в сложное положение: с одной стороны, обязательства перед председателем правления Союза театральных деятелей СССР Кириллом Лавровым — я должна была создать Бюро пропаганды, а с другой стороны, предложение Ульянова.

Михаил Александрович не отступал, звонил домой, настаивал на переходе. После некоторых терзаний, прямо скажу, не очень долгих, решила принять предложение Ульянова. Надо отдать должное Кириллу Юрьевичу — когда он узнал, что речь идет о Доме актера, сказал: «Не может быть никаких возражений».

Самый сложный момент моих взаимоотношений с Ульяновым связан с пожаром.

В первые дни после пожара, не выдержав невероятного напряжения, я в отчаянии пришла в кабинет Михаила Александровича. Я относилась к нему, как ни к кому другому. И мне казалось, что и он ко мне очень внимателен. Буквально за пару месяцев до того Ульянов поздравлял меня с 55-летием и преподнес огромный букет роз. Я решила, что в трудную минуту смогу опереться на этого сильного человека. Начинаю разговор о том, как мне тяжело, и вижу, что Ульянов никак не реагирует. Почему, понять не могу. Я вышла из его кабинета, так и не получив поддержки.

Михаил Александрович Ульянов — неоднозначен, поэтому ухватить суть его характера очень сложно. Все, что он делает, — масштабно. К сожалению, и плохое тоже.

Позже Ульянов подписал письмо, в котором мы просили передать нам на баланс здание Дома актера. И я не знала, что буквально через несколько дней было отправлено второе письмо. В нем шла речь о возможном создании Союзом театральных деятелей совместного (с группой инвесторов и городскими структурами) предприятия, которое восстановило бы здание и в дальнейшем сдавало бы его под офисы. А на вырученные от аренды деньги построили бы другой Дом актера.

В фильме «Пожар» есть кадры то ли съезда СТД, то ли какого-то иного мероприятия, на котором Ульянов рассказывает, как было бы хорошо, если бы в здании расположились офисы, а на углу Страстного и Пушкинской построили бы новый Дом актера с несколькими залами, оснащенный гораздо лучше, чем нынешний.

Я понимала: вернуть Дом нет никакой возможности.

В дальнейшем Михаил Александрович был против того, чтобы мы устраивали пикет с требованием отдать Дому актера бывший Английский клуб, затем — против передачи нам здания на Арбате. Почему он занял такую позицию, я не понимаю. Возможно, на него кто-то влиял. Но