* * *

Это была изнурительная ночь. Джемма носилась взад и вперед как заведенная. И всякий раз, когда Сэм просила ординатора проверить пациентку, получала резкий отказ. Похоже, та была занята – сначала кесаревым сечением, а потом родами с применением щипцов. И хотя я понимала, что на первом месте стоят конкретные чрезвычайные ситуации, все же начала чувствовать, что такое поведение врача отдает скорее упрямством, чем подлинным ответом на медицинский запрос. Ординатор уперлась и решила, что не собирается встречаться с Джеммой.

Рождаясь, ребенок должен сделать первый вдох. Если он не может, врачи «вдувают» в него воздух сами.

Наконец в одиннадцать часов вечера она освободилась. К тому времени Джемма была вне себя, крича от безумной боли. Она совершенно утратила самоконтроль: то вставала с постели, то снимала одежду, то входила в отделение, то выходила, чтобы покурить. Партнер и мать Джеммы делали все возможное, чтобы успокоить ее, но это была невыполнимая задача. Мы просто не могли держать ее подключенной к монитору. А когда Джемму все-таки уложили на кровать, было непросто расслышать сердцебиение плода, потому что она была крупной женщиной с повышенным индексом массы тела (ИМТ).

Большую часть ночи мне приходилось заниматься другой пациенткой, но время от времени я натыкалась на Сэм в коридоре, которая выглядела все более напряженной. Не успела я опомниться, как Джемму уже катили по коридору в родильное отделение, а Сэм крикнула мне:

– Семь сантиметров! Шейка матки расширена на семь сантиметров!

Я вернулась в палату другой пациентки, но через десять минут услышала экстренный вызов. Я выбежала и увидела, что лампочка мигает над палатой Джеммы. Еще несколько человек откликнулись на вызов, и мы вместе ввалились внутрь. Казалось, женщина вот-вот родит прямо на руки Сэм, но выражение ее лица говорило само за себя. Джемма была бледна и напугана.

– Во время переноса сердцебиение плода прекратилось, – объяснила ординатор. – Кто-нибудь, дайте мне сканер для определения частоты сердечных сокращений плода в брюшной полости.

Прошло всего несколько минут, прежде чем Джемма родила ребенка, и маленькую девочку сразу же передали мне и педиатрам для реанимации. Она была бледной и вялой. Мы начали с того, что пять раз надули ее легкие, пытаясь поднять грудную клетку и наполнить их кислородом. Но грудная клетка не поднималась, поэтому мы изменили расположение головы так, чтобы открыть дыхательные пути. Затем начали делать компрессию грудной клетки.

– Скажите время, пожалуйста, – попросил педиатр.

– Ребенок родился в двадцать три пятьдесят семь.

– Хорошо, сколько времени прошло?

– Две минуты, таймер включен.

– Можешь еще раз послушать, как бьется сердце, пожалуйста?

– Сердцебиение меньше ста.

– Открой неонатальную реанимационную тележку, чтобы мы могли провести реанимацию.

Теперь Сэм стояла на коленях рядом с Джеммой, помогая пациентке извлечь плаценту и изо всех сил стараясь успокоить ее.

– Теперь она у педиатров, – тихо пояснила Сэм. – Врачи делают все, что в их силах.

– С ней все в порядке? – спросила Джемма со слезами на глазах. – Я не слышу, как она плачет. Почему она не плачет? С ней все нормально?

Мы старались спасти ребенка сорок пять душераздирающих минут. Это было ужасно – все время, делая массаж сердца, я слышала позади рыдания Джеммы. Но реанимация была бесполезна. У малышки не билось сердце, она не шевелилась и не дышала. Признаков жизни не появлялось, и в конце концов консультант назвал время смерти.

Я вышла из палаты, и меня тут же охватило отчаяние. Ты стараешься изо всех сил, но иногда этого недостаточно. Я прислонилась спиной к стене и зарыдала, медсестра обняла меня, и мы заплакали вместе. Затем сдались врач-ассистент и педиатрический консультант. На самом деле каждый член нашей команды плакал о ребенке, которого мы не смогли спасти. Ну, все, кроме одного – ординатор не проронила ни слезинки и вообще не выказала никаких эмоций, не было ни единого признака раскаяния или сожаления.

Не имеет значения, сколько раз испытываешь подобное потрясение, я никогда не смогу привыкнуть к потере ребенка. И все мы, вовлеченные в эти трагические роды, испытали ту же ужасную беспомощность и отчаяние от того, что не смогли спасти девочку. Почему? Почему ребенок умер? Могли ли мы предотвратить несчастье? Конечно, наши чувства были ничем по сравнению с горем матери, но все равно мы глубоко переживали потерю. В тот вечер я вернулась домой и снова разрыдалась.

Не имеет значения, сколько раз женщина пережила выкидыш – к такому нельзя привыкнуть и быть морально готовым.

К тому времени я была уже на пятом месяце, и все шло не очень хорошо. Как и во время первой беременности, постоянно случались кровотечения, и это заставляло меня в страхе ожидать самого худшего. Мама обо всем знала. В этот раз я решила сразу же рассказать ей о беременности. Вспомнив, как мне было одиноко после выкидыша, я поняла, что, если опять все пойдет не так, как надо, мне понадобится ее поддержка. Я должна была догадаться, что мама не слишком обрадуется такой новости. Вместо того чтобы поздравить меня, она просто медленно кивнула, прежде чем прозвучала нотка осторожности.

– Это действительно то, чего вы хотите? – спросила мама, нахмурив брови и наклонив голову в одну сторону. – Ты не так уж давно знаешь Уилла. Ребенок – это серьезно. Вы будете связаны друг с другом на всю жизнь.

– Конечно, это то, чего я хочу, мам, – настаивала я, смеясь. – Мы оба хотим иметь семью. Мы действительно счастливы. Мне просто нужно, чтобы ты тоже это увидела.

– Хм-м-м… Посмотрим.

– Мама, родится твой внук. Нравится тебе Уилл или нет, одобряешь ты его или нет, но я была бы очень рада, если бы ты приняла этот факт.

Она коротко кивнула и вышла из комнаты. Я вздохнула. Почему ей было так трудно принять мой выбор?

Но чем дольше длилась беременность, тем больше мама смирялась с мыслью о внуке. Я пригласила ее на двенадцатинедельное обследование, и она пришла, и на следующее тоже. Каждый раз УЗИ показывало, что все нормально, и на этот раз уровень гормонов был в норме. Тем не менее кровотечения продолжались, и я не могла расслабиться и наслаждаться беременностью, потому что в глубине души просто приготовилась к выкидышу. Однажды я сидела на кровати, разговаривая с роженицей, и вдруг почувствовала, как внутри меня, внизу, что-то лопнуло. Когда я встала, кровь уже просочилась сквозь белье, униформу и простыни. Я была в ужасе и пошла прямо по коридору в