…Девушка стоит на набережной, сильный ветер треплет волосы, кидает их то на глаза, то в раскрытый рот, волосы мешают видеть и дышать. Она опирается локтями о гранитный парапет, склоняется над водой. Грязная ленивая река, на волне качается бумажный мусор, флотилия окурков. Она смотрит в воду, слышит за спиной шум подъехавшей машины. Оборачивается. Машина — синий «Вольво». За рулем — мужчина, в окошке виден его профиль, он даже не смотрит в ее сторону Она подходит, открывает дверцу, садится. Тот сразу трогает с места, не говоря ни слова, и через минуту кладет руку на ее колено, поглаживает его через тонкий чулок. Она равнодушно смотрит перед собой На ней синий костюм, купленный недавно по его указанию, на пальцах блестят бриллиантовые кольца, в ушах — серьги. Черные волосы растрепаны, и она открывает сумочку, чтобы привести себя в порядок.

Девушка причесывается, а он, не убирая свободной руки с ее колена, спрашивает, не страшно ли ей?

Может быть, она передумала? Она закрывает сумочку, смотрит в свое окно и говорит, что теперь надо свернуть направо…

…Анжелика открыла глаза, увидела над собой белый потолок и солнечный луч на потолке. Она помнила, что ей снился паршивый сон, в котором реальность и вымысел были смешаны в какой-то дикий коктейль. Но отчетливо вспоминался только Игорь за рулем своей машины. Дальше — провал, а ведь дальше было что-то важное. Что? Она взглянула на часы, ахнула и выскочила из нагретой постели.

Сколько трудов стоило ей дотащить Юру до кабинета следователя! Он едва проснулся этим утром, она сама лично поднимала его с постели. Когда Анжелика позвонила в дверь к соседям, ей открыла мать Юры и на удивление приветливо предложила девушке войти и разбудить его. Проснувшись, Юра некоторое время предлагал никуда сегодня не идти, потом, кряхтя и охая, велел ей подождать в коридоре, пока он оденется. Одевался парень почти полчаса, ноги у Анжелики затекли от стояния на одном месте, а пройти на кухню, где хозяйка квартиры пила кофе, она не решалась. Наконец она вытащила Юру на улицу и повлекла по знакомому адресу, в следственное управление. Там снова пришлось ждать — у следователя кто-то был. И вот долгожданная минута — Анжелика входит в кабинет, сияя, говорит, что ее сосед напротив пришел дать показания… И Владимир Борисович, совсем утонувший в облаках табачного дыма, неожиданно просит ее выйти и посидеть в коридоре, пока он поговорит с соседом. Анжелика почему-то рассчитывала, что разговор будет происходить при ней. Ничего не поделаешь — пришлось просидеть по крайней мере минут сорок в коридоре, на обшарпанной деревянной скамейке, выкрашенной мерзкой коричневой краской. Она сидела и представляла, сколько свидетелей и подозреваемых до нее уже сидели на этой скамье. И ей было очень неуютно. В руках она сжимала сумочку, в сумочке покоилась кассета Михаила. Она укоряла себя за то, что не привела сюда и его — он бы очень пригодился со своими показаниями. В тот миг, когда она про себя последними словами выругала следователя, который не может сам обнаружить таких простых вещей, как ее алиби и наличие в деле подозрительной блондинки, Юра вышел.

— Ну? — Она вскочила.

Он покачал головой, слегка махнул рукой в сторону кабинета, как бы говоря; «Нет времени, иди туда сама».

— Все сказал? — приставала она к нему. — Про блондинку сказал?

— Да, не беспокойся. Мне нужно идти, я не думал, что так долго…

— Я к тебе заскочу потом! — пообещала она и явно его не обрадовала. Юра торопливо пустился по коридору к выходу, а Анжелика проскользнула в кабинет.

На этот раз она робела меньше. В прошлый свой визит, когда следователь огорошил ее отсутствием алиби, она едва сознания не потеряла и готова была признаться и в том, что сделала, и в том, в чем вовсе была не виновата. Сейчас у нее был Юра, была кассета, и было даже алиби, о котором она пока старалась не думать.

— Он вам рассказал? — спросила она, осторожно опускаясь на стул напротив следователя.

— Как поживаем? — спросил тот и придвинул пепельницу. — Курите?

— Да, — она закурила скорее из любезности — предлагают, так зачем отказываться? Тем более что в прошлый раз он был не так предупредителен. Поинтересовалась:

— Он вам и про кассету сказал?

— И про кассету. Вы ведь тоже ее видели?

— Мы ее просматривали на моем видаке.

— Мы — это кто?

— Я, тот человек, который принес кассету, Юра, потом еще Саша и Лена. Саша — брат моего мужа, Лена — его жена.

— Я в курсе, — поморщился тот. Напился воды из графина с желтоватым налетом на стенах, закурил. Вид у него был нездоровый, неопрятный. Дышал он с присвистом, при этом в его груди что-то хрипело. «Докурится до рака…» — подумала она. И поспешила затушить свою сигарету.

— Значит, ваш сосед Головлев эту женщину не опознал…

— Как — не опознал?! Это была та самая! — Она захлебнулась от возмущения. — Он ее видел вечером третьего мая у нашей двери! Мой муж ей открыл!

— Я имел в виду — он эту женщину не знает, — пояснил следователь. — Про вечер третьего мая он мне все подробно рассказал. Удивительно, он даже время точное помнит: двадцать три часа сорок минут.

— Я же говорила!

— Позднее время для визита, верно? Вас, конечно, дома не было?

— Нет.

— Играли в казино?

— Как обычно, — ответила она даже с каким-то вызовом. Анжелика боялась его все меньше. — В этом ничего такого нет. Я почти всегда уходила вечером, а приходила на рассвете. Игорь меня не ругал. У меня такое хобби, что поделать.

— Конечно, ведь работать вам не приходилось, — заметил следователь с явной насмешкой. — Кстати, почему?

— А при чем тут это? — возмутилась она. Разговор снова переходил на ее личности, и это ей не нравилось, — Да хочется знать.

Помявшись, она пояснила:

— Не нашла своего призвания. Не знала, чем заняться.

— Муж достаточно зарабатывал?

— Да.

— Он никогда не требовал, чтобы вы работали?

— В первое время после нашей женитьбы. Потом это прошло само собой.

— Почему?

— Ну…

— Он что, стал больше получать? Кстати, какая у него была зарплата?

— Не знаю… — растерялась она. Ей действительно никогда не приходилось этим интересоваться. — Высокая, наверное.

— Как же так? Вы, его жена, за все семь лет не поинтересовались, откуда у него деньги на покупку дорогой машины, на ваши наряды, на золотые украшения, на подарки?

— Мне теперь и самой это странно… — призналась она. — Я, пожалуй, могу это объяснить. Он относился ко мне, как… К ребенку, что ли? У меня было такое чувство, что он на меня не очень рассчитывает, в смысле совета или помощи. Он был такой человек — все делал сам. Любил, чтобы я благодарила его за подарки. Ему нравилось меня опекать, наверное…