Конечно, это были слабые доказательства невиновности подсудимого по сравнению с ошеломительной массой свидетельств его виновности. Мнения в обществе разделились: кто-то был за него, кто-то против, но вдруг произошло событие, которое удивило всех.

Были вывешены экстренные объявления, и со скоростью лесного пожара, передаваясь из уст в уста, по всему Мельбурну разлетелась новость: вернулась пропавшая свидетельница, Сал Роулинс!

И это действительно случилось. Сал Роулинс появилась в одиннадцатом часу, к искренней радости Кал- тона, который видел в ней ангела небесного, посланного, чтобы спасти жизнь невинного человека.

После судебного заседания он разговаривал с Мадж у себя в кабинете, когда ему принесли телеграмму. Торопливо вскрыв ее, адвокат с довольным выражением на лице передал телеграмму девушке.

Она, как настоящая женщина, была менее сдержанна в выражении чувств, поэтому, прочитав телеграмму, вскрикнула, упала на колени и принялась благодарить Всевышнего за то, что он внял молитвам и спас жизнь ее возлюбленного.

— Отведите меня к ней поскорее, — попросила Мадж адвоката.

Ей не терпелось от самой Сал Роулинс услышать радостные слова, которые спасут Брайана от позорной смерти.

— Нет, моя дорогая, — по-доброму, но твердо ответил Калтон. — Я не могу привести леди туда, где живет Сал Роулинс. Все узнаете завтра. А пока возвращайтесь домой и высыпайтесь.

— Вы скажете ему? — шепнула она, беря Калтона за руку.

— Первым делом, — не раздумывая, ответил он. — С Сал Роулинс я увижусь сегодня же, послушаю, что она расскажет. Отдыхайте со спокойной душой, дорогая, — прибавил он, усаживая ее в экипаж. — Теперь он в полной безопасности.

Брайан выслушал добрую весть с глубоким чувством благодарности, понимая, что теперь его жизнь спасена, а тайну можно не раскрывать. Это был естественный перелом в неестественных чувствах, которые одолевали его со дня ареста. Когда ты молод и полон сил, когда перед тобой открыт весь мир, ужасно осознавать, что тебя ждет скорая смерть. И все же, как он ни радовался тому, что его буквально сняли с виселицы, к радости примешивалось ощущение страха перед той тайной, которую с таким злобным удовольствием поведала ему умирающая женщина.

«Лучше бы она умерла молча, чем передала мне это скорбное наследие».

На следующее утро тюремщик, увидев его изможденное лицо, пробормотал: «Провалиться мне, этот парень, похоже, не рад, что спасся!»

Пока Брайан нервно шагал по камере из угла в угол во время вечернего обхода, Мадж в своей комнате стояла у кровати на коленях и благодарила Господа за его великую милость, а Калтон, эта добрая фея двух возлюбленных, спешил к скромному пристанищу миссис Роулинс, известной в близких кругах под именем матушки Побирухи. С ним был Килсип, и они оживленно обсуждали судьбоносное появление бесценного свидетеля.

— Больше всего мне нравится, — мягким, урчащим голосом говорил Килсип, — что этот Горби сядет в лужу. Он был так уверен в виновности мистера Фицджеральда, что завтра, когда того отпустят, наверняка лопнет от злости.

— А где все это время была Сал? — задумчиво произнес Калтон, не слушая сыщика.

— Болела. Расставшись с китайцем, она поехала за город, упала в какую-то реку, простудилась, и закончилось все это воспалением мозга. Какие-то люди нашли ее, взяли к себе и выходили. Поправившись, она вернулась к бабушке.

— Но почему спасители не рассказали Сал, что ее ищут? Они же наверняка читают газеты.

— Эти не читают, — возразил сыщик. — Они ничего не знали.

— Овощи! — презрительно пробормотал Калтон. — Как люди могут быть такими невежественными? Да по всей Австралии только об этом и говорили. Впрочем, им же хуже — не получат денег. Итак?

— Больше особо рассказывать нечего, — ответил Калтон. — Она вернулась сегодня в пять часов и больше напоминала мощи, чем живого человека.

Зайдя в убогий, грязный переулок, ведущий к дому матушки Побирухи, они увидели, что на порог падает тусклый луч света. Подойдя ближе, они услышали злой голос старухи, которая осыпала своего непутевого отпрыска то проклятиями, то благословениями, и тихий голос отвечающей ей девушки. Войдя в комнату, Калтон увидел, что больная женщина, лежавшая в углу в прошлый раз, исчезла. Матушка Побируха сидела за столом перед надтреснутой чашкой и бутылкой любимого напитка. Она явно собиралась всю ночь праздновать возвращение Сал, и чтобы не терять времени, начала пораньше. Сама Сал сидела на кривобоком табурете, устало прислонившись спиной к стене. Когда Калтон и сыщик вошли, она встала, и они увидели высокую стройную молодую женщину лет двадцати пяти, не дурнушку, но очень бледную и осунувшуюся после недавней болезни. Одета она была в яркое, безвкусное синее платье, грязное и изорванное, а плечи ее согревала старая клетчатая шаль, которую Сал туго затянула на груди, когда в комнату вошли мужчины. Бабушка ее, выглядевшая еще более странно и причудливо жутко, чем обычно, приветствовала Калтона и сыщика истошным воплем и отменной бранью.

— Снова вы! — закричала она, вскинув тощие руки. — Хотите забрать мою девочку у бедной старой бабушки, которая нянчила ее, будь она проклята, пока мамаша шлялась не пойми с кем. Ничего, я на вас управу-то найду!

Килсип, не обращая внимания на этот взрыв старушечьего гнева, повернулся к девушке.

— Этот джентльмен хочет поговорить с тобой, — сказал он, осторожно усаживая ее обратно на табурет, потому что она казалась слишком слабой, чтобы стоять. — Просто расскажи ему, что рассказала мне.

— О Королеве, сэр? — спросила Сал тихим хрипловатым голосом, устремляя затравленный взгляд на Калтона. — Если бы я знала, что нужна вам, я бы раньше пришла.

— Где вы были? — с состраданием в голосе спросил Калтон.

— В Новом Южном Уэльсе, — содрогнувшись, ответила девушка. — Тип, с которым я поехала в Сидней, бросил меня… Да, бросил меня умирать в канаве, как собаку.

— Чтоб его разорвало! — сочувственно проскрежетала матушка Побируха, сделав глоток из надтреснутой чашки.

— Я связалась с одним китайцем, — устало продолжила ее внучка, — и мы вместе немного пожили… Ужас, правда? — тоскливо рассмеялась она, увидев отвращение на лице адвоката. — Но китайцы не такие плохие, бедной девушке с ними куда лучше, чем с белыми. Они не бьют до полусмерти, не таскают за волосы по полу.

— Чтоб их разорвало, — сонно буркнула матушка Побируха. — Я у них сердце вырву.

— Наверное, я немножко сошла с ума, — сказала Сал, убирая спутанные космы с лица. — Потому что я, когда бросила этого китайца, ушла в буш. Я шла, шла, чтобы голову остудить, она горела у меня огнем, пока не пришла к реке. Я сняла шляпу и ботинки и положила их на траву, но тут полил дождь, и я побежала в дом, который был рядом. Они меня приняли. О, такие добрые люди! — всхлипнула она, всплеснув руками. — Они не стали меня расспрашивать, просто впустили и накормили. Я жуть как боялась, что меня Армия разыщет, поэтому назвалась чужим именем. А потом я заболела и несколько недель ничего не помню. Мне сказали, что я немножко умом тронулась. А сейчас я вернулась повидать бабушку.