– Оставь, – оборвала его девушка. – Я ничего не имею против дружбы с женщиной, если только ты не будешь распускать нюни, говоря о ней. Можно подумать, у нее нет ни рук, ни ног, ни языка, ни мозгов.

– Я просто не понимаю тебя, – пробормотал Бобби.

– Ладно, не будем об этом, – сказала Фрэнки. – Итак, что бы мы ни решили, надо поторапливаться, я так думаю. Это какая-то цитата?

– Это вольное изложение цитаты. Продолжайте, леди Макбет.

– Ты знаешь, – заговорила Фрэнки, ни с того ни с сего уходя от темы, – я всегда считала, что леди Макбет побуждала мужа совершать все эти убийства просто потому, что ей смертельно наскучила жизнь, как, впрочем, и сам Макбет. Я уверена, он был из тех кротких безобидных дядюшек, которые занудством доводят жен до умопомрачения. Но, совершив первое убийство в своей жизни, он возомнил себя эдаким удальцом и заразился манией величия, возместившей прежний комплекс неполноценности.

– Тебе бы следовало написать об этом книгу, Фрэнки.

– У меня плохо с правописанием. Ну, так на чем мы остановились? Ах да, спасение Мойры. Ты лучше подай машину в половине одиннадцатого. Я подъеду к Грейнджу, спрошу Мойру, а если при нашей встрече будет присутствовать Николсон, я напомню, что она обещала погостить у меня, и тут же ее увезу.

– Превосходно, Фрэнки, я рад, что мы не теряем времени зря. Боюсь, как бы не случилось еще одно несчастье.

– Значит, в половине одиннадцатого.

Она вернулась в Мерроуэй-Корт в половине десятого. Только что подали завтрак, и Роджер наливал себе кофе. Он выглядел больным и изнуренным.

– Доброе утро, – сказала Фрэнки. – Я ужасно плохо спала. В конце концов часов в семь поднялась и вышла прогуляться.

– Мне ужасно неприятно, что вам пришлось пережить все эти волнения, – сказал Роджер.

– Как Сильвия?

– Вечером ей дали снотворное с опиумом. Она еще спит, я думаю. Бедная девочка, мне так жаль ее. Она была предана Генри.

– Я знаю. – Фрэнки помолчала, потом сообщила о намеченном отъезде.

– Ну еще бы, я полагаю, вам надо ехать, – обиженно сказал Роджер. – Дознание в пятницу. Если понадобится, я вам сообщу. Все зависит от судебного медика. – Он проглотил кусок поджаренного хлеба, запил кофе и ушел заниматься многочисленными делами.

Фрэнки было жаль его. Она прекрасно понимала, сколько любопытства и сплетен вызывает самоубийство в семье. Появился Томми, и она принялась развлекать ребенка.

Бобби пригнал машину в половине одиннадцатого, багаж Фрэнки вынесли из дома. Она попрощалась с Томми и оставила записку для Сильвии. «Бентли» уехал.

До Грейнджа добрались очень быстро. Фрэнки никогда прежде там не была и, увидев большие железные ворота и буйно разросшиеся кусты, почувствовала себя угнетенной.

– Страшное это место, – заметила она. – Не удивляюсь, что Мойре здесь мерещится всякая жуть.

Они подъехали к парадной двери. Бобби вышел и позвонил. Ответа долго не было. Наконец открыла женщина в халате сиделки.

– Миссис Николсон дома? – спросил Бобби.

Женщина заколебалась, потом отступила в прихожую и приоткрыла дверь пошире. Фрэнки выскочила из машины и вошла в дом. Дверь за ней закрылась с противным дробным стуком. Фрэнки обратила внимание на массивные замки и засовы и почувствовала безотчетный страх, как будто она была узницей этого зловещего дома.

«Вздор, – сказала она себе. – На дворе в машине сидит Бобби. Я пришла сюда совершенно открыто. Со мной ничего не может случиться». И, подавив это нелепое чувство, она последовала за сиделкой наверх. Сиделка отворила какую-то дверь в длинном коридоре, и Фрэнки вошла в небольшую гостиную, изысканно обставленную мебелью в веселых ситцевых чехлах и убранную вазами с цветами. Настроение у нее поднялось. Пробормотав что-то себе под нос, сиделка удалилась. Прошло минут пять, потом дверь открылась, и появился доктор Николсон.

Фрэнки не смогла сдержать легкую нервную дрожь, но спрятала ее за приветливой улыбкой и пожала доктору руку.

– Доброе утро, – сказала она.

– Доброе утро, леди Фрэнсес. Надеюсь, вы пришли не с дурной вестью о миссис Бэссингтон-ффренч?

– Она еще спала, когда я уехала, – сказала Фрэнки.

– Бедная женщина. Вероятно, ее врач присматривает за ней?

– О да! – Она помолчала. – Вы наверняка заняты. Я не должна отнимать у вас время, доктор Николсон. Вообще-то я заехала повидать вашу супругу.

– Повидать Мойру? Это очень мило с вашей стороны.

Померещилось ей или впрямь бледно-голубые глаза за толстыми стеклами едва заметно посуровели?

– Да, – повторил он. – Это очень любезно.

– Если она еще не встала, – сказала Фрэнки, мило улыбаясь, – я посижу и подожду.

– О, она встала, – ответил доктор Николсон.

– Хорошо, – обрадовалась Фрэнки. – Я хочу уговорить ее поехать погостить у меня. Она сама обещала. – Девушка вновь улыбнулась.

– Нет, право, это и впрямь очень мило с вашей стороны, леди Фрэнсес, право, очень мило. Я уверен, Мойра была бы рада.

– Была бы? – резко спросила Фрэнки.

Доктор Николсон улыбнулся, показывая ровный ряд прекрасных белых зубов.

– К сожалению, сегодня утром моя жена уехала.

– Уехала? – с глупым видом переспросила Фрэнки. – Куда же?

– О, просто сменить обстановку. Вы же знаете женщин, леди Фрэнсес. Здесь довольно мрачное место для молодой дамы. Иногда Мойре хочется немного проветриться, и тогда она уезжает.

– И вы не знаете, куда она уехала? – спросила Фрэнки.

– Я полагаю, в Лондон. Магазины, театры – вам это знакомо.

Фрэнки почувствовала, что в жизни не видела ничего противнее этой улыбочки.

– Сегодня я уезжаю в Лондон, – небрежно сказала она. – Вы дадите ее адрес?

– Обычно она останавливается в «Савое», – сказал доктор Николсон. – Так или иначе, я, вероятно, получу от нее весточку завтра-послезавтра. Боюсь, она не очень сильна в переписке, а я исповедую полную свободу в отношениях между мужем и женой. Но я полагаю, что вы непременно отыщете ее в «Савое».

Он придержал дверь, и Фрэнки вдруг почувствовала его рукопожатие, а потом поняла, что доктор провожает ее к парадной двери, возле которой стояла медсестра, готовая выпустить ее. Наконец она услышала учтивый и, возможно, чуть ироничный голос доктора Николсона:

– Было очень любезно с вашей стороны позаботиться о моей жене и пригласить ее в гости, леди Фрэнсес.

Бобби пришлось попотеть, чтобы сохранить свое шоферское безразличие, когда Фрэнки вышла одна. Помня о сиделке, девушка бросила: