Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Керженов Т. К.
От последних грохотов войны Великой Отечественной нас отделяют 75 лет – срок немалый, если соизмерить его с продолжительностью человеческой жизни. За это время выросло не одно поколение людей, которых не коснулось это военное лихолетье. Сегодня многие люди знают о войне лишь из книг и кинофильмов, и не вполне осознают, что такое война с её тяготами и страданиями, и далеко не все, в том числе и мы с вами, и наши ровесники могут описать истинную картину произошедшего. С каждым годом всё меньше и меньше остаётся среди нас тех, кто встретил этот роковой день 22 июня 1941 г.
Карточки военнопленных Керженова Зарифа и Севастополева Касима
Историко-краеведческий музей в школе (МБОУСОШ) с. Нижняя Елюзань, носящий имя Героя Советского Союза Т. К. Кержнева, был организован в 1985 г. по инициативе директора школы В. Х. Кирасирова и преподавателя истории Д. С. Плаксуновой. С момента своего создания деятельная направленность и структура музея определялись основными разделами экспозиций: «История села Нижняя Елюзань»; «История пионерской, комсомольской, партийной организации в селе Нижняя Елюзань»; «История создания колхоза, совхоза «Кададинский»; «Летопись школьных лет»; «Заслуженные люди села Нижняя Елюзань»; «Никто не забыт – ничто не забыто»; «В жизни всегда есть место подвигу» и т. д.
Память о событиях тех лет – это ответственность. Она обязывает нас всех помнить о настоящих героях Отечественной войны и беречь эту память. Ценить и дорожить, передавать знание потомкам.
Встреча с воином-интернационалистом Али Мухамядиевичем Ельмеевым, 2019 г.
Руководитель музея: Халилова Джалия Михайловна, учитель истории и обществознания, заместитель директора по воспитательной работе
Краткий очерк, услышанный и записанный нами со слов живого свидетеля, как ничто лучше показывает трагедию этой страшной войны (см. Приложения в конце книги)
Фронт за линией фронта
(Очерк из книги: Ф. М. Зюзин, В. С. Петрин. «Память. Пензенские татары в Великой Отечественной войне». – Пенза, 2005.)
…Старожилы говорят, что река Кадада, в излучине которой раскинулось старинное татарское село Нижняя Елюзань, раньше была куда чище и полноводней. Как, например, в те военные сороковые-роковые, когда Абдуррахман, порезав в кровь о хрупкий прибрежный лед ступни босых ног, бросился в стылую воду. Да так быстро, что оцепеневшие от неожиданности солдаты стали палить по нему длинными автоматными очередями только тогда, когда он уже был у противоположного берега. Командир, засовывая «ТТ» в кобуру, зло зыркнул на подчиненных: «Надо же, упустили, раздолбаи, гада!.. «. Ведь дезертир был уних почти в руках, когда окружили дом, где он прятался. Кто ж предвидел, что он так проворно сиганет в окно – полуодетый, босой, и бросится в ледяную реку?
Иногда беглец, укрывавшийся в лесу от энкавэдешников, попадался на глаза местным женщинам. Те делились с ним, оборванным, затравленным, заросшим грязной щетиной нехитрой своей провизией. Продукты они брали с собой, когда ранним утром, еще до рассвета, уходили на работу в каменоломню, что в десяти километрах от села. Мужья были на фронте, а многие из крестьянок уже стали вдовами. Никому не приходила в голову мысль выдать этого несчастного и одичавшего односельчанина.
Уклонистов в окрестных селах – татарских, русских или мордовских было немного. Все они по разным причинам бегали от армии – кто-то не хотел оставлять без кормильца детей и семью – они в те времена были большими, а кто-то просто трусил. И все же того беглеца выловили и поступили с ним по законам военного времени почти гуманно – вместо расстрела или колымских лагерей его отправили на фронт. Как говорили тогда, «кровью смывать вину перед Родиной». С войны он уже не вернулся. Вместо живого Абдуррахмана близкие получили мертвую бумагу, страшнее которой нет ничего на свете, – «кара-тамгу» – похоронку с черной, как паук, печатью.
– Помню, как одного дезертира по имени Хасян везли на телеге по деревне, застреленного солдатами прямо в нашем лесу. Окровавленного, в разорванной рубахе и босоногого, его положили поверх соломы и волокли по всему селу – так как выставляют на всеобщее обозрение затравленного собаками волка. Эта страшная картина до сих пор стоит перед моими глазами – видимо, в детской памяти это впечатление оставило глубокий отпечаток.
Здесь наша собеседница Фатыма-апа умолкает, будто пытается что-то еще вспомнить. Или наоборот, – забыть эти печальные эпизоды.
– А Керженовым пришло четыре письма с черной печатью-тамгой: три сына и зять погибли, и Алмакаевым тоже не одна, а несколько – продолжает свой рассказ Фатыма-апа.
Мы сидим с ней на кухне и пьем чай. В доме не по-городскому тихо. Сериал, страстными поклонницами которого являются Фатыма-апа и все ее сверстницы (им всем за семьдесят перевалило) уже закончился, растрогав зрителей до слез, как обычно. Хотя жизнь людей этого поколения куда ярче и зримей, чем эти фальшивые страдания героинь мыльных опер.
– Дело не во мне или в моих родственниках и односельчанах. Война для всех была горем – от мала до велика. О том, что довелось пережить в эти годы, вам расскажет любая старая женщина моих лет. Поэтому не пишите только про мою судьбу – она та же, что и у других женщин военной поры. Подобное случалось в каждом селе, даже в самом маленьком.
Как с ней не согласиться – впрямь вместе с мечтами, надеждами и радостями юного возраста в их жизнь грубо и жестоко вторглась война. Вот и выросло поколение девочек, которые так и не успели понянчить тряпичных «лялек»; и пацанов, так и не поигравших в оловянных солдатиков. Потому что их отцы, вчерашние механизаторы, агрономы, учителя и строители в одночасье стали солдатами – из плоти и крови, которую они проливали на полях сражений с грозным врагом.
– Мне было девять или десять лет, – вспоминает апа, – когда старшие брали меня на работу в Суходол. Жителей села, в основном женщин и детей, тогда «кормили камни». В Суходоле, в двух часах ходьбы от деревни была каменоломня. Норма выработки составляла 2 кубометра в сутки. За куб платили немалые по тем временам деньги – 15 рублей. А камень отправляли в Пензу,
