Скорее всего, первые встречи князя Гагарина со шведскими пленными произошли, когда он был комендантом Москвы, но не исключено, что и гораздо раньше. Регулярным их общение становится после 1707 года, когда на Гагарина были возложены обязанности размещения и надзора за пленными каролинами. Но особенно близко ему пришлось столкнуться с ними после того, как в конце 1710 roia царь отдал приказ о переводе большей части военнопленных за Урал. Характер отношений, которые сложились между сибирским губернатором и пленными шведами, и сегодня вызывает немало споров. Сами каролины относились к нему по-разному. Так, граф Карл Пипер в одном из писем губернатору писал, что имя князя «будут вечно помнить в Швеции». В то же время автор карты и научного описания Сибири капитан Ф.Ю. Страленберг[85] после возвращения на родину обвинил князя в том, что он «хотел превратить Сибирь в собственное королевство и набирал из пленных шведов свое войско»[86]. Одни говорят о европейской либеральности и гуманизме князя, другие — о корысти и воровстве. Но никто и никогда не отрицал того факта, что сибирский губернатор князь Матвей Петрович Гагарин сыграл важную роль в жизни шведских военнопленных.

В самые трудные годы жизни каролинов в Сибири князь Гагарин давал деньги на покупку дров, лекарств и прочих необходимых вещей. Например, в 1713 году Пленники в Соликамске получили 29 рублей 25 алтын, в 1714 году — 43 рубля 26 алтын, а в Вятке в 1716 году — 10 рублей. По приказу губернатора оказывалась материальная помощь женщинам и детям. В дни больших праздников каролины получали хлеб и вино.

Упоминания о помощи сибирского губернатора часто встречаются в мемуарах шведских военнопленных. Лейтенант Андэш Пильстрем, описывая торжественное прибытие князя 9 октября 1712 года в Тобольск, отметил, что, принимая делегацию шведских офицеров прямо на пристани, тот не просто пообещал помощь, но и действительно вскоре выдал им 142 далера. В нескольких мемуарах упоминается история о благотворительности некоего анонима, передавшего для шведских пленных золотые монеты. «22 февраля 1717 года в дом нашего пастора Габриэля Лариуса постучал мальчик. В руках у него был большой пакет, на котором была надпись на немецком языке: “нуждающимся пленным”. Там оказалось много золота, всего на сумму 500 дукатов. Старейшины решили распределить их среди военнопленных» — так передал этот эпизод лейтенант Леонард Каг. Шведы были единодушны в том, что это помощь князя Гагарина.

Узнав от графа Пипера, что шведы в некоторых сибирских городах силой «перекрещиваются и продаются в рабство татарам и язычникам», Гагарин распорядился провести подробное разбирательство и наказать виновных. У него всегда можно было попросить деньги в долг или помощь в устройстве на работу. Один из пленных офицеров осенью 1720 года заявил в Сенате, что Гагарин взял его на работу садовником «из милости», прекрасно зная, что в действительности он «в работе в огороде не искусен». Даже упомянутое выше массовое приглашение шведов в губернаторский эскадрон при некотором допущении можно объяснить, исходя все из того же благородного желания губернатора помочь, прежде всего пленным офицерам, так как они не могли рассчитывать на государственное содержание и не владели ремеслами. Гагарин внимательно следил и за тем, чтобы рядовые пленные вовремя и в достаточном количестве получали кормовое жалованье. В прошении тобольского ольдермана Б. Роламба к русским властям в феврале 1721 года указано, что после отъезда Гагарина на следствие (1718 год) рядовым перестали выплачивать вознаграждение за работу.

Примечательно, что Гагарин не только помогал сам, но, пользуясь своим положением, обязывал других делать то же самое. В сентябре 1709 года, когда полтавских пленных стали собирать в Москве, он, тогда еще московский комендант, возложил часть расходов по их содержанию на купца Бориса Карамышева. Он платил содержание шведам, отправленным в Казань на службу, а также жалованье вновь зачисленным специалистам: переводчикам Ефиму Бренберху и Якову Крусу, Густаву Вайману, «которого определили к делам золота», и пр.

Не менее важной, чем материальная помощь, была моральная поддержка, которую Гагарин оказывал ссыльным каролинам. Так, во время периодических инспекций, которые он совершал по местам проживания шведов, можно было напрямую обратиться к нему со своими проблемами, и некоторые из них благополучно решались тут же. Довольно часто в поездки в Москву и Санкт-Петербург Гагарин брал с собой пленных. Капитану Кребсу, приехавшему в Москву в княжеской свите, удалось найти там свою семью. Не без ведома губернатора каролины имели возможность довольно свободно перемещаться по своим делам из одного города в другой. С 1712 года избранные представители офицерства не реже двух-трех раз в год ездили в Москву за деньгами и корреспонденцией. В 1715 году лейтенант А. Плантинг ездил на Ирбитскую ярмарку «для покупки необходимых товаров», а пастор Кулин и фенрик Сконин из Тюмени в Тобольск для покупки вина для причастия и т.д.

Гагарин охотно шел на контакты с представителями шведских общин в сибирских городах, в частности с полковником Арвидом Кульбашем, ольдерманом тобольской колонии пленных. Дружеские отношения, которые у них завязались, помогли пленным получить разрешение на строительство церкви в Тобольске. Нередко Гагарин приглашал старших офицеров к себе домой на обеды; так, 19 марта 1713 года они были на именинах дочери губернатора. Нередко офицеры участвовали в русских праздниках, например в пасхальных торжествах 1717 года. Без поддержки губернатора Сибири не могла бы осуществиться идея строительства школы в Тобольске. В качестве почетного гостя он присутствовал на церемонии ее открытия в ноябре 1713 года и на первых экзаменах. А когда в связи с высылкой в Томск большого количества офицеров возникла идея о переводе туда школы, Гагарин приложил все усилия, чтобы уговорить капитана Вреха, возглавлявшего это учебное заведение, остаться в Тобольске.

Все, чего удалось добиться каролинам за годы плена и составляло (вполне заслуженно) предмет их гордости, могло произойти только с ведома и расположения сибирского губернатора. Тот же капитан Страленберг, так неприязненно отзывавшийся впоследствии о Гагарине, вряд ли имел бы возможность так свободно путешествовать по Сибири при другом губернаторе. Обладая хорошим знанием людей, Матвей Петрович тщательно отбирал и приближал тех, кто мог быть ему полезным. Окружив себя шведскими переводчиками, художниками, музыкантами и просто просвещенными людьми, князь в значительной степени скрашивал свое пребывание вдали от столиц. Впоследствии столь тесное общение с иностранцами сослужило ему плохую службу, став основанием для удивительной живучести идеи о тайном сепаратизме князя Гагарина[87].