Они решили, что Йоран должен доучиться год в народном училище. Квартплата маленькая, они вполне смогут существовать на его стипендию. Но когда родится ребенок, Йоран устроится на работу — на любую, как он сказал, лишь бы им хватало. Май-Бритт догадывается, что он при этом чувствует, и понимает, что осуществить мечту о музыкальном институте теперь будет не так легко, как казалось. Время от времени звонит его мама. Май-Бритт очень хочет спросить, не видела ли она ее родителей, но не решается. Никто больше не упоминает их имен, их как будто вычеркнули, как будто их никогда не было. С ними поступили так же, как Община поступила с ней.

Дни шли за днями, ей все труднее становилось найти себе занятие. В этом районе она знала только Йорана и его одноклассников, но каждый раз при встрече с ними чувствовала себя еще более одинокой. Они вместе учатся, у них собственный жаргон, который она часто не понимает. Йоран старше всех в школе, и ей кажется, что когда он общается с одноклассниками, то ведет себя слишком по-детски. Они пьют грог, слушают музыку, и все это бесконечно далеко от нее и от той жизни, которой она жила до переезда к Йорану. Тогда их с Йораном объединял хор, а вечера они чаще всего проводили вдвоем. Читали книги, разговаривали, занимались любовью. А теперь в компании ей все время кажется, что другие интереснее ее, особенно девушки. И она сидит в стороне со своим растущим животом и молчит, потому что ей нечего сказать, а Йоран как будто не понимает, почему она так быстро устает и все время хочет домой. Ей не хватает Ваньи. Она бы поняла, что чувствует Май-Бритт, и встала бы на ее сторону. Произнесла бы вслух все то, что сама Май-Бритт произносить не решается. Особенно Май-Бритт недолюбливает Харриэт за ее вызывающую манеру смотреть на Йорана. Май-Бритт про себя представляет, что сказала бы Ванья, увидев все это, — и от одного этого ей становится легче.

Однажды в пятницу вечером Йоран вернулся домой и вел себя как обычно. Но когда Май-Бритт мыла посуду, он подошел к ней сзади и положил руки ей на плечи — и она по его дыханию поняла, что он выпил. Она продолжала мыть тарелки. А его руки опускались все ниже, на талию, вот они забираются под свитер, он прижимает ее к себе, и она чувствует его возбуждение. Закрыв глаза, она пытается задержать дыхание. Она не должна поддаваться, не сейчас. Она должна показать, что может контролировать себя, она не рабыня похоти.

— Прекрати!

Йоран продолжает гладить ее.

— Йоран, пожалуйста, прекрати.

Он убирает руки. А потом она слышит, как хлопнула входная дверь.

Проходит почти час, прежде чем ей удается избавиться от желания, которое он пробудил.

Живот продолжает расти. Вести от Ваньи приходят все реже и реже, а Йоран целыми днями пропадает в школе. Иногда он возвращается домой в восемь вечера. Ходит на какие-то дополнительные занятия, репетиции и что-то еще, обязательное для всех учащихся. Живот уже большой и тяжелый, и она убеждает себя, что именно поэтому они больше не прикасаются друг к другу.

Поэтому она ему отказывает.

Со временем он прекращает попытки.

Времени на обдумывание своих проблем у нее предостаточно, поскольку она всегда одна, мысли несутся по замкнутому кругу, не встречая возражений, поскольку возражать некому. Кажется, все сделалось бы намного проще, если бы удалось избавиться от бдительного ока Того, Кто постоянно за ней наблюдает. Ей хочется ощущать себя совершенной, свободной от всякого принуждения, войти в тот яркий мир, завесу которого иногда приоткрывала для нее Ванья, но еще чаще — Йоран. Ей кажется, что было бы намного лучше, если бы она сама взяла на себя ответственность за свою жизнь и свои поступки, а не полагалась во всем на Него — ведь Он все равно ни разу ей не ответил, ни разу не дал понять, что Он на самом деле думает. Но — увы. А еще она понимает, какой простой была ее жизнь раньше, всего и надо было, что разделять общую точку зрения членов Общины и следовать за всеми в указанном направлении. Как просто жить, если тебе не нужно думать самостоятельно.

А теперь она совершенно одна.

Дурная трава, которую выпололи, чтобы она не распространяла заразу.

Она сама сделала выбор.

Она была так уверена, что их любовь с Йораном естественна и исполнена смысла. А родители и Община ошибаются. Но теперь она понимает, какой была эгоисткой. Она думала только о себе и собственном удовлетворении. Теперь гнев сменился горечью, и она ясно видит отчаяние, в которое она повергла родителей, и стыд, который они должны из-за нее испытать. Она совершила этот поступок не из добрых побуждений, а из огромного, заслуг живающего презрения эгоизма. Она думала, что любовь к Йорану возместит страх перед Богом, что это будет искуплением, и она винила родителей в том, что они поставили ее перед этим выбором. Но теперь ей кажется, что просто сдалась, что выбор определила ее неспособность обуздать собственные инстинкты. В ушах постоянно звучат слова пастора.

Смысл сексуальности — рождение детей, так же как биологический смысл еды — питание организма. Если мы будем есть, когда хотим и сколько хотим, мы неизбежно будем употреблять слишком много пищи. Добродетель, несущая свет в нашу жизнь, требует контроля над те-лом. Между Природой и Богам нет противоречий, но если, говоря о природе, мы подразумеваем наши естественные инстинкты, то мы должны помнить о необходимости обуздывать их, дабы не подвергать нашу жизнь разрушению.

И вот он цитирует Послание апостола Павла к римлянам: «Ибо знаю, что не живет во мне, то есть во плоти моей, доброе».

Май-Бритт живет в замкнутом круге сменяющих друг друга дней, ощущая, как растет уверенность в правоте этих слов. Так больше нельзя. Ребенка они зачали почти что в браке, так и должно быть, но теперь им не следует больше заниматься любовью. Она изменила свое мнение на этот счет не под влиянием слов родителей — нет, просто к ней пришло озарение. Она чувствует себя грязной. Она становится такой, когда они занимаются любовью, значит, заниматься этим грешно. Раз это так ее мучит.

Нечистота.

Плотское чувство — это вызов Богу.

Вымыться в раковине на кухне трудно, но дважды в день мимо их дома проходит автобус, который идет в город и останавливается всего в сотне метров от бассейна. Она начала ездить туда каждый день, ничего не рассказывая Йорану. И всегда возвращалась домой раньше его. Они ужинали, обмениваясь редкими фразами, разговоры становились все короче, а мысли пугали ее все больше. Она надеялась, что все наладится после того, как родится ребенок, а Йоран закончит учебу, и между ними снова никого не будет. Может быть, они даже смогут подумать о втором ребенке. И снова будут близки, по праву.

Он оставил ей телефон школы, и она выучила его наизусть. Срок родов приближался, она позвонит, если схватки начнутся, когда Йоран будет в школе. Насчет машины он уже договорился, ей не о чем беспокоиться. Он сам сказал.

Воды отошли, когда она принимала душ в бассейне. Она почувствовала, что что-то не так. Кран закрыт, но вода продолжает течь по ногам. В кабинке напротив нее моется пожилая женщина, Май-Бритт поворачивается к ней спиной, не хочется стоять голой перед чужими. Схватив полотенце, она выходит и присаживается на скамью в раздевалке. Первые схватки приходят, едва она надела белье. Ей удается одеться, и она просит женщину узнать, где находится ближайший телефон.