— Мира! — Выдохнул он, не веря, в отчаянии отрицательно замотал головой.

— Саша! — Девушка упала рядом с ним на колени, обхватила руками за шею, обняла и только тут поняла, что Саша не просто сидит возле дерева.

Некоторые из корней обвили его руки и переплелись в районе груди, создав своего рода оковы. Сам парень выглядел не важно — бледный, осунувшийся. В центре переплетения корней имелось маленькое отверстие, походившее на замочную скважину, Мирослава тут же достала ключ, который дала ей Агафья.

— Как ты попала сюда? — Прошептал Сашка, наблюдая за действиями девушки. — Откуда у тебя ключ?

— Она дала. — Руки Мирославы дрожали, и она не с первого раза смогла попасть в замок, который тут же щёлкнул, и корни будто неохотно начали расплетаться, уползать с Сашкиного тела, напоминая змей.

— Значит ты… — Парень продолжил сидеть даже когда оковы отпустили его. Он качал головой, поджав губы, выдавил с трудом: — ты приняла дар? Ведьма не дала бы тебе просто так этот ключ. Я прав?

В его голосе было столько боли и гнева, что Мирослава невольно попятилась, никогда она не видела Сашку таким, он всегда оставался спокоен и дружелюбен.

— Да, прав. — Тихо, но твёрдо ответила она. — Иначе я бы не попала сюда. И не нашла бы тебя.

— Да не стою я этого! — Крикнул он, с силой ударив кулаком по земле, поднялся на ноги, пошатнувшись. Мирослава встала рядом, поддержала за плечо:

— Как раз-таки ты — стоишь. — Прошептала девушка. — Ты бы меня не оставил, я знаю.

— Не оставил бы. — Кивнул он и тут же замолчал. Его тело била крупная дрожь, от сдерживаемого гнева на самого себя и на ведьму. Лишь спустя время, он смог успокоиться, разжал кулаки, опустил плечи — сам ведь виноват в том, что так вышло. Нужно было сразу ей всё рассказать.

Саша притянул Мирославу к себе, обнял крепко, почувствовал, как её плечи задрожали — она заплакала, спрятав лицо у него на груди.

— Мира. — Прошептал он, проведя ладонью по её волосам. — Я ценю этот поступок, правда. Но я действительно не стою этого. Меня уже давно нет.

Она подняла голову, ладонью вытирая слёзы, которые всё никак не хотели останавливаться.

— Я должен был давно рассказать тебе кое-что о себе, дать право выбора. Но я не смог. Боялся, что ты испугаешься меня. Боялся тебя потерять.

— Так что ты имеешь ввиду? Что означает — тебя давно нет? — Она шмыгнула носом, ощущая неловкость от своего заплаканного вида, но сил на то, чтобы сдерживать эмоции уже не было.

— То, что два года назад я умер.

Глава 19.

— Нет, Мира, разумеется, я — не ходячий мертвец. — Печально усмехнулся Саша, перехватив её непонимающий, почти испуганный взгляд. — Но я и правда… бывал здесь раньше. Твоя бабушка, можно сказать, не дала мне перейти эту реку. Вот только вернулся обратно не совсем я…

Он махнул рукой в сторону той самой реки, через которую переходили тени. Мирослава мягко отстранилась от парня, отошла на шаг, обхватив плечи руками:

— Расскажи всё с самого начала.

— Сейчас? Здесь?

— Хватит с меня тайн. — Девушка покачала головой, чувствуя тупую боль, растекающуюся в груди. От Сашки она не ожидала подобных секретов, он казался надёжным и простым, никак не связанным с той чертовщиной, которая происходила вокруг Мирославы. — Я не сдвинусь с места, пока ты всё не расскажешь.

— Хорошо. — Он устало опустился на землю. На то чтобы стоять сил не осталось, странное дерево успело вытянуть достаточно много энергии. — Слушай….

Мои родители не в разводе на самом деле. Историю про развод это уже наши с тобой бабушки придумали, чтобы никто лишних вопросов не задавал. Когда-то родители очень сильно любили друг друга. Мама до свадьбы жила в Гусарино, а после папа не долго думал, прежде чем переехать в город, хотя Кикеевку он очень любил.

Поэтому и возвращался сюда каждое лето, привозил в гости сначала маму, а потом и меня.

Два года назад…

Два года назад мы, как обычно, приехали в гости. Отец любил ходить в лес за грибами, ягодами. Вот и в тот день он отправился на свою тихую охоту, и меня с собой прихватил.

Всё время пытался приобщить меня к своему увлечению, постоянно в лес тянул за собой. Рассказывал про то как ориентироваться на местности, разбираться в ягодах, кореньях, силки на дичь ставить. Только я не слушал его, всё мимо ушей пропускал…

Знаешь, в то время я не любил ходить в лес, был ведь сильно городским парнем.

Сашка печально усмехнулся, покачал головой и продолжил:

— Вот и в тот день я не хотел никуда идти, думал только о том, чтобы поскорее вернуться домой, общаться с друзьями в чате, в игры играть…

— Не представляю тебя с мобильником… — тихонько усмехнулась Мирослава.

— Да, теперь я тоже не представляю. После случившегося я свой смартфон утопил где-то на болоте… В тот день грибов мы нашли мало, и отец не унимался, шёл всё дальше в лес. А я периодически пытался поймать сеть, часто доставал мобильник и даже без интернета умудрялся зависать в нём — то фотки глянуть, то пройти уровень в какой-нибудь дурацкой игре, для которой интернет не нужен.

На некоторое время Сашка замолчал, глядя куда-то в пустоту — такой взгляд бывает у людей, погрузившихся в воспоминания, заново переживающих события минувших лет.

— В общем, где-то там я оступился, шагнул не туда. Мы как раз на брусничную поляну вышли, отец бросился собирать ягоду… Ты ведь знаешь, что брусника на болотах растет? Там нужно быть внимательным, а я… я в телефоне был, Мира. В виртуальной, мать её, реальности.

Шагнул я прямиком в топь, а дальше всё случилось быстро. Это ведь сейчас я знаю о том, что попав в трясину нельзя делать резких движений, а тогда забился как сумасшедший. Пока отец добежал, болото меня уже с головой затянуло, грязная густая вода хлынула в лёгкие…Я до сих пор ощущаю вкус болотной ряски.

Было больно, адски больно, Мира. Последнее, что я помню — рука отца мёртвой хваткой сомкнулась на моём запястье — руки-то у меня над головой были до последнего момента…

Я не знаю какими силами ему удалось вытянуть меня обратно. Ты не представляешь насколько сложно вытащить человека из болота.

Мирослава молчала, наблюдая за Сашкой и тяжело дыша от волнения, вместе с ним проживая ужас тех минут, о которых он рассказывал.

— Дальше я знаю всё только из рассказа бабушки. Ведь к тому моменту,