Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно я больше не могу это выносить. Я должна знать.
— Почему ты не сказал раньше? О Ребеле? Ты знал, что от него одни проблемы, но, когда мы узнали о нем и Алексис, ты ничего не сказал.
Голос Зета снова стал низким:
— Я слышал столько безумных вещей о Ребеле: что он тр*хает девушек и делает с ними ужасные вещи, а потом оставляет их умирать. Слышал много разных вещей о его сексуальных наклонностях, которые даже меня заставляли краснеть. Его имя связано с огромным количеством девушек, которых покупают и больше никогда не видят, Слоан, но как только я встретил этого парня, то понял, что это брехня. Возможно, он и еб*нутый, и увлекается всяким странным дерьмом, но Ребел не обижает девушек. Не знаю, почему он хотел купить тебя, но не для того, чтобы тр*хнуть и убить, это я тебе гарантирую. Ты видела, как этот ублюдок смотрит на твою сестру? Не может быть, чтобы он угрожал ей.
Это не то, что я хотела бы от него услышать. Он хорошо разбирается в людях. Он видит людей совсем не так, как все, кого я когда-либо встречала. Я ожидала услышать о том, каким ужасным чудовищем является Ребел, но вместо этого Зет подтвердил мои мысли — он кажется хорошим парнем.
Черт побери.
— Мы почти на месте, — говорит Зет.
Не знаю, куда мы направляемся, и не спрашиваю. Просто хочу, чтобы сегодняшний день закончился. Ребенок во мне думает, что я могу лечь спать, а Майкл и Лэйси окажутся с нами, и все будет хорошо. Копы не будут нас преследовать. Чарли и Хулио погибнут в результате ужасного, случайного взрыва газа, в котором также погибнут их люди. Не останется ни одного злодея. Алексис вернется в колледж, чтобы получить диплом, все еще слишком наивная и молодая, чтобы взглянуть на байкера и счесть его подходящим кандидатом в мужья.
Все было бы идеально.
Только это не так, потому что Зет — не парень с белой изгородью (прим. пер.: Белый забор (изгородь, штакетник) — сокращенный способ выражения американского социокультурного или социально-политического «идеала», основанного на образах дома с выкрашенным в белый цвет штакетником, представляющим этот идеал). Даже в моей выдуманной реальности Зет по-прежнему остается задумчивым, мрачным существом, которое я совсем не понимаю. Наша ситуация может измениться, но он всегда будет тем, кем является. Не в первый раз беру паузу, чтобы посидеть и подумать об этом. Хочу ли я обычную, счастливую жизнь с этим человеком? Хотела бы я каждое утро отправлять его на обычную работу с обедом, завернутым в коричневый бумажный пакет?
Ответ напрашивается сам собой: нет. Нет, я не хочу этого.
Это не та счастливая жизнь, которую мы с Зетом разделим. Наша версия счастливой жизни… Пока не знаю, на что она похожа. Но знаю, что неправильно пытаться переделать этого мужчину, чтобы он был рядом со мной.
— О чем думаешь, злая девочка? — спрашивает он.
Смотрю на него, на манжеты его обтягивающей черной футболки, закатанные пару раз на массивных руках, на татуировки, волнами расходящиеся по коже — черные, красные и зеленые, на постоянно напряженные плечи и на то, как интенсивно он смотрит на меня каждые несколько секунд. Мне нравится, как он задает вопросы, не сами вопросы, а то, как он их задает. Все, что говорит Зет, имеет смысл. Он не бросает слов на ветер. Если он что-то говорит, то это важно и правда. Если он задает вопрос, то только потому, что хочет знать ответ, а не потому, что хочет заполнить тишину или боится того, что услышит.
Я понимаю, что это отличный шанс.
— Уверен, что хочешь знать?
Он хмыкает, словно знает, что ответ ему точно не понравится, но все равно говорит:
— Удиви меня.
— Я размышляла о том, что больше не боюсь тебя.
Кажется, это привлекло его внимание. Краем глаза наблюдаю за ним, он выглядит таким серьезным, но мне почему-то хочется засмеяться. Не «я-глупая-маленькая-девочка-хихикаю-над-горячим-парнем-ты-видела-эти-бицепсы», не таким смехом. Скорее маниакальным смехом человека, который знает, что выбирает трудный путь, полный выбоин и опасных поворотов, которые могут привести к падению с высоты сорока футов, но все равно выбирает этот путь. Даже осознавая всю опасность, нажимаю на педаль газа вместо тормоза. Прикусываю губу, а затем улыбаюсь ему.
— Я не боюсь тебя, и того, что ты собой представляешь. Для меня.
— Что я представляю для тебя, Слоан? — шепчет он.
Снова задаю ему тот же вопрос:
— Уверен, что хочешь знать?
Он коротко и отрывисто кивает. Его рот приподнимается с одной стороны, но это не улыбка. Что-то похожее на изумление, но не насмешка. Словно ему очень интересно то, что я хочу сказать.
— Ты олицетворяешь целую жизнь беспокойства и потенциальной боли, Зет. Ты — это бесчисленные бессонные ночи, пока я беспокоюсь о тебе, о том, где ты, все ли с тобой в порядке. Не ранен ли ты. Быть с тобой — повторяющийся ужас от того, что я узнаю, что ты ранен, и последующий ужас от того, что пытаюсь тебя спасти. Ты воплощение разбитого сердца, страха и потери.
Зет впитывает каждое слово, руки крепко сжимают руль, он больше не смотрит на дорогу.
— Похоже, у нас отличные отношения, — бормочет он.
На его лице появляется выражение покорности, он вдыхает, на мгновение задерживает дыхание, а затем выдыхает.
— Именно об этом я думала, Зет. Я больше не боюсь этого. И готова ко всему этому, потому что также думаю о других вещах, которые ты для меня представляешь. Ты свобода. Прощение. Верность и любовь, — он вздрагивает, — честность и защита. Сила, не только физическая, но и душевная. Когда я с тобой, то уже не та испуганная девочка, которой была раньше. Ты бросаешь мне вызов каждый день. Я не хочу отказываться от этого. Не хочу отказываться от тебя. — Пожимаю плечами, внезапно чувствуя себя так, словно только что излила ему сердце и душу, а он запечатлевает каждое мгновение в своей сложной, странной голове. — Поэтому… — говорю я, закрывая глаза, теряя самообладание. — Именно поэтому я больше не боюсь тебя.
Машина слегка вильнула, и я открываю глаза — мы въезжаем в крайне сомнительный на вид мотель: Остановка для отдыха на ночь. Качественное жилье номер один в Пендлтоне. Качественным жильем здесь и не пахнет. Он выглядит так, будто был