под ноги, словно, ища там что-то судьбоносное – «Обездоленная», одним словом, какая-то.

Кто-то всю дорогу молчал, карабкался и молчал, обдирал в кровь и руки, и ноги, и молчал, и всё как-то в сторонке, особнячком – «Неприкаянный», ей-богу.

Одно время рядом с «Неприкаянным» пробивала себе дорогу женщина ещё одна, и всё норовила обратить на себя внимание – то вскрикнет некстати, то вздохнёт многозначительно, а то и вовсе на спутника взглянет игриво. Да всё попусту. Пришлось девице приотстать. На камень она присела, пусть и хладный он был, тот камень, да топать по кривым тропинкам без посторонней помощи уж сил у неё не было. Правда, просидела она не долго, протянул ей вскоре руку очередной восходящий к вершине паломник. «Мерси, – жеманно поблагодарил приторный женский голосок, и тут же въедливо отметил. – Что не бордель здесь, так это точно – вы, мужики, только в борделях герои, а здесь внимания мужского хрен от кого дождёшься!» На что случайный спутник лишь поморщился, но женскую «лапку» из своей руки не выпустил, и даже упредительно подсказал: «Впереди глина вязкая, видно, ручей рядом, так что держись крепче». «Спасибочко ещё раз, – лукаво блеснули женские глаза. – Я, правда, женщина скромная, миллионов не имею, но отблагодарить за столь галантное ко мне отношение уж найду, чем!» На что он, «Сострадающий» – а иначе про него и не скажешь – хоть и испытал приятность в груди, но вида никакого не подал, лишь покрепче сжал женскую ладошку, когда пришлось небольшой ручеёк перепрыгивать, да сердобольно подумал: «Эх, что Шалава какая! В час судный они, шалавы, что на Руси, что в Африке … всё одно. Впрочем, и ангелов в нашей компании что-то тоже не видать!»

А вот мужчина, который был на склоне чуть ниже случайной парочки про ангелов не думал совсем, не до ангелов ему было. Мужской исподлобья взгляд так и норовил уткнуться в округлые формы женского зада. «Эх, – посетовал «преследователь». – И почему бабы джинсы на себе вечно пялят? Нашли себе моду – джинсы на себе пялить по поводу и без, а потом и удивляются ещё: мол, в наше время нас, баб, уж за женщин никто и не считает! А ты, детка, возьми, да платьице обтягивающие из джерси, какой, на себя надень – платьице-то надень, а вот лифчик надеть забудь! Вот и будешь ты тогда не просто женщиной, а исключительно Венерой Милосской!» И оглянулся по сторонам – может обладательницу округлых формы на соседнюю тропинку какую перетянуть, а уж там … Но вскоре снизу послышалось чьё-то громкое надсадное дыхание, а потому наш «поклонник» женской красоты тут же превратился, отчего-то, в человека нравов довольно суровых: «Я говорю, срамота, да и только, – бросил не иначе, как «Выгадывающий», в женскую сторону. – Это бабьё что и может, так это только задницей своей пред мужским носом крутить!»

Вместо ответа обладатель громкого надсадного дыхания довольно грубым движением локтя заставил «Выгадывающего» посторониться. Да и верно, припозднился «Шаромыжник» изрядно. А ведь ловкачом он в делах очень многих был отменным. А оно, вишь, как вышло – одним из последних к вершине поднимается.

§ ОКОНЕЧНОСТЬ

… и вот окончен путь,

а цели всё не видно,

и пусть в душе обидно,

затею подзабудь –

ошибка очевидна,

и дум не надо слёзных,

был путь не очень светел,

раз цель ты не приметил,

ищи дорог ты звёздных,

а, значит, судьбоносных …

Оконечность – это когда стоишь на вершине горы, где царствуют лишь две ипостаси: неохватная до горизонта даль и необъятная вечерней синевой поднебесная ширь. Вышли они на вершину, правда, не все сразу. Тянулись долго, а последним, тяжело дыша и прихрамывая на одну ногу, взошёл на неё «Выгадывающий» (и что странно, тронулись они в ПУТЬ ещё на закате, и был тот ПУТЬ долгим, но дорога их была СВЕТЛА, и светлостью она была, как и небесной, так и земной, хотя в омертвелые заросли они входили, порой, достаточно густые, и выйдя на вершину увидели они всё тот же закат … да, тропы к ОТРЕЧЕНИЮ время вспять не повернули, они его, время, словно, обнулили).

– Ну и где здесь нам счастье? – скривился «Выгадывающий», осматривая окрестности. – Неужто, это?

«Выгадывающий» ткнул пальцем в два трухлявых пня, что торчали на вершине горной ОКОНЧНОСТИ.

– Да уж, – съехидничала «Шалава». – Как в том анекдоте: вот проведут нам радио, радовались в глухой таёжной деревне и будет всем счастье – радио провели, но счастье в деревне так и не случилось.

– Зато, гляньте – мечтательно закатил глаза «Неприкаянный». – И ширь здесь какая, и высь … божественно!

– И не испить небеса и вовек до дна, – мрачно констатировала «Шаромыжник». – Тем и будем мы живучи … уж, мне-то к такой жизни не привыкать … голодный животом, но сытый очами …, впрочем, недолго нам осталось до тленной извечности!

– До извечности – это, как кому, – задумчиво поскрёб подбородок «Отверженный». – А уж мне эту ночь не пережить уж точно.

– Чёрт, – слезливо вырвалось у «Горемыки». – Что это обычное кидалово уж знал я с самого начала.

– Скажи хоть спасибо, что кидалово исключительно бесплатное, – откликнулась «Обездоленная», неспешно направившись к пням.

– Стоять! – «Неотвратный» был грозен не на шутку. – К ВРАТАМ до рассвета не подходить, всю миссию запорите!

Окрик «Неотвратного» оказался почище раската громового, и куда только вся растерянность в странниках тут же делись.

– Спать здесь будем, прямо на земле, – властно изрёк «Неотвратный». – И костра нам тоже не надо, вот-вот туман из низины поднимется. Особый туман – он и периной вам будет, и одеялами.

§ БЕЗДНА

… то ли сказка, то ли быль,

то ли явь, а то ли сны,

иль флюиды Сатаны,

иль Большого взрыва пыль,

что из хладной глубины,

ею звёзды взращены …

в общем, может, я лишь тень,

лишь проекция движений

неких Космоса стремлений,

а мой дух – одна ступень

из без счёта зарождений

Мирозданья уложений …

«ВРАТА трухлявые – это уж слишком, это до такой тошноты неуместно, что хоть поворачивай и шуруй обратно, – растерянно подумал: «Сострадающий», ложась на землю. – Но куда идти-то, уж стемнело. И уж я-то ладно, как-нибудь отсюда выберусь, а остальные … хотя, хотя чувство такое, что руку протяни и она упрётся(?) именно в бездну. Выходит, что назад пути нет. Путь назад – этот путь в бездну». И действительно, он протянул руку и ощутил не просто пустоту, но