сне, / вслух потом не поминай, / чти приличье в болтовне. / Ты же знаешь, как у нас: / похвалил себя, и всё, / а молва уж скачет в пляс – / не по чину хвастовство. / Хоть крестись потом, иль плачь, / всяк твои слова итожит, / кривотолки – не палач, / да злословье изничтожит. / … «Было от чего опешить: те, кто ещё вчера его в упор не замечали, все подходили и чокались с ним бокалами шампанского, а некоторые даже предлагали выпить на брудершафт. И каждый из них, всё это множество главных журнальных редакторов и генеральных медийных директоров по-дружески непринуждённо и, в то же время, с искренним осуждением хлопали его по плечу: «Ну, что же вы, батенька, так долго скрывали от нас свои феноменальные вирши?!» И ему очень даже рассудительно во сне подумалось: «О, да! Ода в честь местного нувориша – это не нравоучительные басни в стол писать, это прибыток, да ещё какой! В принципе, через себя переступить не так-то уж и трудно!!»

ТВОРЕНИЕ <ВЫГАДЫВАЮЩИЙ> … В общем, что купе, и что плацкарту / у меня таков совет: / следуй ты тому стандарту, / что содержит твой билет. / А иначе не добраться / ни монаху, ни мадам, / уж сумей ты постараться / пассажиром быть без драм. / … Впрочем, если тайно подвернётся / очень страстная мне дама, / мне препятствием не будут / панталоны и пижама … Глаза разбегались, и этим хотелось проникнутся, и там вкусить успеть. Тут непорочные нимфы в белых одеяниях на серебряных арфах чудные песни играют, а там пир горой, разные вины рекой льются. Здесь златоустные речи звучат о чести, вечности и непорочности, а невдалеке одалиски красотой тела неописуемой всякого путника приваживают. В одном месте кущи райского покоя, а в другом возбуждающие до адской сладости похотливые соблазны … И сюда бы успеть, и туда б не опоздать … И здесь бы насладиться, да и там бы причаститься … Так и промаялся «Выгадывающий» во сне своём девственно-бесовском до самого утра, да так ничего и отведал: ни греха, ни святости.

ТВОРЕНИЕ <НЕОТВРАТНЫЙ> … Ведь палач – он безбилетник, / он билет не купит впрок / его дело – лишь штакетник, / что под поезд бросить в срок. / … Как лёг он на спину, скрестив руки на груди, так и пролежал всю ночь не шевельнувшись, истинно, каменный истукан. И ничего сей «камень» не тревожило, ни единое сновидение. Словно, не за отречением от души своей в обмен на светлость грядущего «Неотвратный» на гору поднялся, а затем, чтобы в душе своей нынешней чем-то утвердиться вновь, попутно причастив к этому хотя бы ещё одну стороннюю душу. Как ни говори, а в этом мире, что есть ещё более сущее, чем неотвратимость неотвратного

§ ОТРЕЧЕНИЕ БЫЛО НЕИЗБЕЖНЫМ – НЕПРЕМЕННО, НА РАССВЕТЕ 28 ОКТЯБРЯ

… отреченье неизбежно,

но не всем, и не всегда:

если думать неприлежно,

то и в жизни чехарда;

если хочешь быть героем,

а на деле явный трус,

то я тайну не открою –

ты шестёрка, а не туз;

если лавры мнят святого,

а кошель невмочь отречь,

про подобие Христово,

ну, какая, право, речь?

отреченье – не словесность,

а событий череда,

где нужна не Богу лестность,

а грехам души узда …

ОТРЕЧЕНИЕ было неизбежным – непременно, на рассвете 28 октября. Было неизбежным – да не стало. По крайне мере, для «Сострадающего» – не зарницы восходящего солнца его разбудили, а жаркие лучи, нисходящие с небесного зенита. «Эх, проспал, – ругнулся растяпистый паломник. – Эх, небеса эти, так их растак!» И действительно, проспал. Время – полуденное, и вершина горы, естественно, уже безлюдна. И поделать уж ничего нельзя. «Битте-дрите, фрау мадам», – вспомнил он свои вчерашние беспокойства о других, о «Шалаве», например. – Я и руку тебе в дороге подал, и душу твою потаскушную накануне «возвысил», а ты, стерва, не удосужилась меня на рассвете хотя в бок локтем ткнуть!» В раздражении побродив по вершине горы он не нашёл ничего лучшего, как садануть ногой один из пеньков, так называемых, ВРАТ. Саданул (а нога-то, не иначе, как в добротный туристический ботинок одета!) что есть силы по стопроцентной с виду трухлявости. И тут же заскрежетав зубами, схватился за носок ботинка. И что там нога, всё тело, как молнией пронзилось, аж искры из глаз посыпались. «Вот тебе, паря, и пень трухлявый, – сквозь зубы процедил пострадавший, прыгая на одной ноге. – Что тонна чугуна, а с виду и не скажешь!»

– Ты мне тут инвентарь не ломай, – послышался позади насмешливый голос «Неотвратного» – Не для того тут ВРАТА ставили, чтоб потом их всякие перегревшиеся на солнце психопаты пинали.

– А виноват-то, кто? – всё ещё прыгая на одной ноге, развернулся «Сострадающий» (в прямом смысле этого слова, кстати), гневно взирая на вышедшего из кустов «Неотвратного». – Почему не разбудил вовремя? – я тебя, зараза, спрашиваю?

– Судьба не разбудила тебя, друг мой, судьба – на редкость миролюбиво отреагировал на сторонний гнев «Неотвратный», опускаясь на небольшой холмик. – Давай присаживайся, вот и поговорим по-людски.

– Вот, именно, судьба в твоём поганом обличии меня и не разбудила! – продолжая брюзжать, «Сострадающий» несколько раз осторожно ступил на больную ступню.

Немного походив, он примирительно кивнул головой. Видимо себе: ладно, мол, терпимо, поскольку негодования в сторону «Неотвратного» в нём ничуть не убавилось.

– Дать бы тебе по шее пару раз, да натура у меня не та …. хреновая у меня натура, беззлобная!

– Давай-давай, подсаживайся, – вновь махнул рукой «Неотвратный». – Разговор у нас с тобой будет весьма нелёгкий, так скажем.

– Да пошёл ты, – сплюнул «Сострадающий», и словно, выплеснув остатки желчи, похромал к бугру, подсаживаясь к «Неотвратному».

Присесть-то присел, да молчком – мол, говори первым, если позвал.

– Наши, слава Богу, без особых приключений ВРАТА прошли, сейчас уже далеко отсюда, каждый при судьбе своей чаянной, пожалуй, – кратко обрисовал для начала «Неотвратный» утреннее мероприятие. – «Выгадывающего» вот не пустили ВРАТА … с первого раза. Шибануло его током посильнее твоего, а уж второй раз он и сам пробовать не стал. Пришлось его по вчерашним тропкам вниз спускать … на пару с «Отверженным». Тому ОТРЕЧЕНИЕ не надо, он и до ВРАТ успел уже сам от себя откреститься … а когда возвратился я, значит – с твоей стороны вот такой