Джек снова собрал фильтр и начал закачивать в него воду, а потом вся семья пила ее из пластиковых стаканчиков. Через пятнадцать минут они утолили жажду, и Ди принялась качать воду для него, а сам Джек лежал на прохладной траве, наслаждаясь вкусом ледяной воды из озера. Она еще и приносила облегчение коже сгоревшего на солнце лица.

Однако через некоторое время у него начала кружиться голова. Разум отказывался подчиняться ему, и Джек сумел лишь поставить палатку. Он и думать не мог о том, чтобы развести костер, да и есть никто из путников не хотел. Ди вытащила из аптечки по три таблетки «Тайленола» максимальной дозировки.

– Меня вырвет, – сказал ее супруг.

– Нет, – возразила женщина. – Ты должен удержать лекарство в себе. Мы все сильно обезвожены и страдаем от высотной болезни. – Она протянула мужу банку свинины с бобами. – Съешь это, напейся воды и ложись спать.

Вся семья заснула, но разум Джека не желал успокаиваться. После полуночи он выбрался из палатки и добрел до берега озера. Было очень холодно, и повсюду лежали лунные тени. Мужчина опустился на четвереньки, пробил тонкую корочку льда и опустил лицо в воду.

Утром его головная боль почти прошла. Он слышал, что жена и дети уже встали и вышли из палатки. Солнце давно взошло, и внутри палатки было почти тепло. Джек не помнил, как ночью вернулся обратно – он вообще не помнил вчерашнего вечера. В голове у него все перемешалось, и ему казалось, что он страдает от похмелья.

Ди и дети сидели и ели на берегу озера, и глава семьи присоединился к ним. Солнце успело подняться довольно высоко, и Джек понял, что спал слишком долго. Теперь они смогут двинуться дальше позже, чем ему бы хотелось.

– Как у нас получается? – спросил он своих родных.

– Замечательно, – ответила Наоми.

Джек сел рядом с дочкой; та протянула ему свою банку консервов, и отец принялся есть холодную похлебку.

– Как твои ноги, мой ангел? – вспомнил он о ее вчерашних мучениях.

– Они больше не выглядят красивыми. Мама их забинтовала, – вздохнула девочка.

– Нам нужно спать в обнимку с едой, чтобы греть ее, – сказала Ди. – В моем грибном супе кристаллики льда.

– Лично мне нравится суп со льдом, – заявил ее муж.

Коул рассмеялся.

– Я бы не назвал это правильным нормированием, – сказал Колклу-старший, возвращая похлебку Наоми.

– Нам нужно есть, Джек. В горах мы тратим очень много энергии, – напомнила ему супруга.

– Сколько у нас осталось? – спросил он вместо ответа.

– Восемь банок.

– Господи…

Они поднимались по восточному склону до самого полудня, пока не оказались на вершине холма, где проходила граница леса. Гранитные пики высились в нескольких милях к востоку, и некоторые из них вонзались в низкий облачный покров. Нигде не было ни деревца – одни только голые скалы. С того места, где находилась семья Колклу, открывался вид на четыре озера, в серо-голубых водах которых отражалось небо.

Беглецы продолжали двигаться на восток, а тучи опускались все ниже.

В этот день рано стемнело и пошел слабый дождик, так что они добрались до дальнего озера, находившегося у подножия горного амфитеатра, успев промокнуть и замерзнуть. Джек поставил палатку на одном из немногих участков, поросших травой.

Они сняли мокрую одежду, залезли внутрь палатки, и Колклу-старший застегнул молнию. Забравшись в спальные мешки, все четверо стали слушать стук дождя по брезенту. Быстро темнело.

– Могу я кое-что сказать? – спросила Наоми. – Не слишком хорошее, но мне от этого станет легче.

– Милая, ты можешь сказать все, что захочешь, – заверил ее отец.

– Это все ужасное дерьмо! – объявила девочка.

Они поужинали, и Джек переоделся в сухую одежду, а потом вытащил из рюкзака фильтр для воды и кружку.

– Я скоро вернусь, – сказал он, после чего надел мокрые ботинки и вылез из палатки.

Спустившись к берегу озера, Джек присел на корточки у воды.

В голубом сумраке его дыхание вырывалось изо рта белыми облачками. Он напрягся, надеясь услышать голоса своей семьи, но до палатки было слишком далеко, и ничто не нарушало приводящей в трепет тишины.

На противоположном берегу Колклу с трудом различал горный склон: не было видно никаких подробностей – один лишь угольно-черный силуэт зазубренных пиков в нескольких тысячах футах у него над головой. Призрак скалы.

Джек наполнил кружку и принес ее в палатку.

– Это для Наоми, – сказал он и стал молча смотреть, как пьет его дочь. Та выпила всю воду несколькими жадными глотками.

Потом глава семьи накачал кружки для Коула и Ди и вернулся к берегу в последний раз, чтобы напиться самому.

Горы исчезли, и над озером сгустилась тьма. Снежинки смешивались с дождем. Джек наполнил кружку наполовину и замер, чувствуя, как дрожат его руки.

«Пора заканчивать, – подумал он. – Если ты должен это сделать, сделай сейчас и здесь».

Он спрятал лицо в ладонях и плакал до тех пор, пока у него не закончились слезы.

Они прижались друг к другу в холоде и темноте: Джек и Ди – по бокам, дети – между ними. Все молчали, пока не заговорил глава семьи:

– Все в порядке?

– Да, – ответила его жена.

– Наверное, – прошептала дочь.

– Да, – пискнул маленький Коул.

– Ну ничего себе, звучит убедительно, – подвел итог Джек.

– Это самые большие неприятности, которые у тебя были, папа? – поинтересовалась Ней.

– Да, Наоми. Вне всякого сомнения.

– Мы умрем? – спросил Колклу-младший.

– Нет, – заверил его отец.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что с нашей семьей этого не будет. Я не позволю. Ты понял?

– Понял.

– Ты мне веришь?

– Да.

– Тогда доброй ночи всем.

– Доброй ночи.

– Доброй ночи.

– Доброй ночи, – эхом повторили за Джеком его близкие.

– Вы знаете, что я вас всех люблю? Достаточно ли часто я это вам говорил? – спросил старший Колклу.

– Да, папа, более чем. – На долю секунды вернулась прежняя Наоми – дерзкая, язвительная и вредная.

И впервые за день на губах ее отца появилась улыбка.

Утром Джек обнаружил, что палатку и скалы покрывает тонкий слой снега. Он посмотрел на небо, а потом – на озеро, в котором оно отражалось: сплошной густой кобальт. Ему хотелось есть. Точнее, он испытывал сильный голод. Но чистота утреннего света тронула его душу, на мгновение заставив обо всем забыть, – и его сердце едва не разорвалось, когда это чувство исчезло.