– Папа сказал, если за год тройка, то в аттестат двойку не поставят, не переживай.

– Почему тройка? Светлана мне четыре за год поставила. Я годовую почти на пятак написала, только в чертеже напутала.

– Вот видишь. Прости, Наташа, но я пойду. Пусти меня.

– Не пущу! Ну, пойдем, ко мне! Пожалуйста! – не отставала Наташка. – Или к тебе – как хочешь. Настя, ну не уходи!

И Настя нехотя согласилась. Впустила Наталью к себе, положила на сковородку окорочка и, прикрутив огонь, занялась с подругой алгеброй. Оказалось, что та довольно неплохо подкована: несложные примеры Наташка решала с лету. Правда, в синусах и косинусах путалась, как всегда. В этом месте у нее был безнадежный заскок еще с прежних времен, – сколько Настя с ней ни билась, запомнить тригонометрические функции Наташка так и не смогла. И что обидно: определения она декламировала без запинки, но как только дело доходило до конкретного треугольника, неизбежно ошибалась. Оставалось надеяться, что ей повезет: угадает ответ или такие примеры не попадутся.

– Все! Мне надоело, – наконец, заявила Наташка. – Как напишу, так напишу. Гори оно все синим пламенем! Давай лучше поболтаем, мы же столько не общались. Как ты жила все это время?

– Да никак, – призналась Настя. К удивлению она вдруг тоже захотела пооткровенничать с подругой. – Знаешь, как в поезде: все проносится мимо, а я сижу и смотрю в окошко.

– Да, здорово тебя прихватило, – посочувствовала подруга. – Но знаешь, так убиваться из-за этих козлов правда не стоит. Наши на тебя даже сначала обиделись. А потом, когда поняли, что с тобой что-то не так, жалеть стали. Но не знали, как к тебе подступиться, – ты же как стенкой от всех отгородилась.

– Дело не только в этом. Просто мне все стало противно, особенно мужчины. Видеть их не могу, всех вместе и каждого в отдельности.

– Тю, да ты что! За что – на всех? Нет, Настя, тебе точно надо к доктору.

– Может, и надо. Ладно, давай о чем-нибудь другом поговорим. Как ты насчет лицея, не передумала?

– Знаешь, когда ты так стала ко мне относиться, я засомневалась. Я же из-за тебя туда собралась – сам по себе мне этот лицей до лампочки. Думала, чего мне там делать, если ты от меня отвернулась? Но потом Никита с Вадимом уговорили не отступать. Мол, все равно образование надо получать, так лучше настоящее, фундаментальное.

Вадим. Нет, при этом имени прежняя радость не шелохнулась в Настиной душе – но и недавнего отторжения тоже не вызвало. Будто далекий колокольчик напомнил о себе тихим звоном. И Наталья, внимательно следившая за выражением ее лица, вдруг притихла.

Они недолго помолчали. Потом Настя решилась:

– Как его брат?

– Плохо. Их отец приехал. Ему отпуск дали на месяц. Но только… врачи говорят, столько не понадобится, все кончится раньше. Дениска давно уже без сознания. Все бредит: «Колеса! Колеса!» Колеса ему мерещатся, будто наезжают на него. В общем, полный мрак.

Дениска. И перед Настей всплыл образ худенького мальчика с ввалившимися глазами. Почему-то вспомнилось, как она подавала ему судно и как он беспомощно заплакал. Она обещала его навестить – и не навестила. Несчастье, постигшее ее, перевесило чужую беду. Даже сейчас она воспринимала мир как-то отстраненно. У одних все хорошо, у других плохо. Так бывает, и с этим ничего не поделаешь. Потом она вспомнила, как смотрела на спящего Вадима, как любила его. Она покопалась в себе, но никакого отзвука не нашла. Ужасные слова матери грубо разрушили очарование его образа, надолго оставив в душе дочери пустоту и отвращение.

– Как у Иры дела? – спросила она, чтобы о чем-нибудь спросить. Все-таки Соколова дала ей почитать редкую книгу, значит, надо испытывать к ней чувство благодарности, умом Настя это понимала. Хотя, если честно, ничего не испытывала.

– Цветет и пахнет. Уж не знаю, как там ее предки постарались, но только ей светят в аттестате все пятаки. Представляешь: Соколова – круглая отличница. Со смеху помрешь.

– Она что – тоже куда-нибудь переходит?

– Не-ет, что ты! Зачем? Ей и здесь хорошо. Раз родители нашли общий язык с директрисой, теперь будут тянуть ее на медаль, вот посмотришь.

– А как у тебя? Троек в аттестате не будет?

– Не должно. Если, конечно, не схвачу на экзаменах. Знаешь, говорят, в наш лицей уже конкурс – ужас! Весь город туда прется. А берут всего пятьдесят человек. Вдруг не поступим, что тогда делать?

– Я поступлю. У меня нет другого выхода.

– А я?

Настя пожала плечами. Что тут скажешь? Хочешь поступить, выбрось все из головы и не отрывайся от учебников. Но Наташка обиделась.

– Молчишь? Ну, конечно, у тебя же папа завкафедрой. Небось, и блат у него там имеется.

– Наташа, я сама все сдам. При чем тут папа? Хочешь поссориться?

– Ну, хорошо, ты сдашь. А я? Что мне делать, если не наберу нужных баллов?

– Вернешься в школу. Вот Светлана будет рада.

– Ни за что! Ведь все будут знать, что провалилась. Настя, спроси Олега Владимировича, может, правда, он там кого-нибудь знает, может, поможет чем? Хотя бы репетиторами. Попроси отца, умоляю.

– Наташа, ты представляешь, сколько стоят репетиторы?

– Плевать. Мамахен согласна платить сколько угодно, лишь бы приняли.

– Ладно, я поговорю. Но только в лицее у него никого нет, это точно. В министерстве есть. Я почему знаю: они нам предлагали репетиторов из лицея, но я отказалась.

– Вот видишь! Только попроси побыстрее, а то времени мало остается. Сегодня же поговори, хорошо?

– Хорошо. Но ничего не обещаю. Ты же знаешь моего отца: он никогда за меня не просил, сама барахталась. Может не захотеть связываться.

– А ты хорошенько попроси, скажи, что хочешь, чтоб мы были вместе, все-таки вдвоем не так страшно среди чужих. Постарайся уговорить. А откажет, что ж, тогда ничего не поделаешь, придется самой. Но ведь попытка не пытка?

Когда Настя вечером обратилась к отцу с Наташкиной просьбой, тот вначале нахмурился:

– Тебе самой поступить бы. И вообще, это не в моих правилах.

– Правильно! – вмешалась Галчонок. – Пусть ее мамаша идет в лицей и сама просит за свою доченьку. И репетиторов сама находит.

– Но ведь мы подруги, – робко запротестовала Настя. – Разве мы не должны друг другу помогать?

– Это не та помощь. Эта помощь на грани криминала. А мне в моем положении такими делами заниматься негоже. Хотя, конечно, попросить, чтобы Наташу проконсультировал кто-нибудь оттуда, я могу, правда, не напрямую. Через третье лицо.

– Зачем ты связываешься? – закричала мать. – Делать тебе нечего! А если потом за свою дочь придется просить?

– За меня не придется, – твердо сказала Настя, – можешь не беспокоиться.