Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боже…
От одного воспоминания о том, как он сжимал меня в своих руках, по низу живота проходит судорога.
Этот мужчина влияет на меня так, что я просто не могу держаться от него подальше. Физически ощущаю, что с каждым шагом отдаляюсь от своего магнита.
- Что-то не так? – шепчет Дея, и я прихожу в себя, понимая, что слишком сильно сжала ее хрупкие пальцы.
- Все… Нормально, - хриплым голосом произношу я.
Ненормально, конечно. Я с трудом подавляю в себе желание забиться в угол и рыдать от безысходности, в которую меня заталкивают собственные чувства.
- Ты будешь скучать по нему, я знаю, - мягко произносит она.
Заглядываю с опаской в голубые глаза, но не вижу там презрения.
- Знаешь, я многое узнала в последние дни, - она грустно улыбается.
- О чем узнала? – напряженно произношу я.
Мы выходим за пределы дворца и начинаем двигаться по пустыне Хаята, держась подальше от жилых построек. Кругом в темноте мелькают сверкающие глаза кейнов, и я поеживаюсь, жалея, что не додумалась захватить с собой оружие. Если Александр был прав, то эти звери с легкостью могут попытаться нас атаковать…
- Да обо всем, - произносит Дея, глубоко вдыхая воздух, пропитанный запахом горячего песка. – Мне позволили видеться с Энже, а ведь она – моя бабушка… - Сердце пропускает один удар, и я с трудом заставляю себя шевелить ногами. – Она мне многое рассказала про родителей…
- Что, например? – тихо спрашиваю я, потому что Дея вдруг замолкает, смотря аккурат себе под ноги, с каждым шагом словно все глубже утопая в песке.
Она какое-то время молчит, словно подбирая слова. В лице нет злости. Ее я никогда и не видела в глазах Деи. Только печаль. Какая-то вселенская. Ставшая еще отчетливее, после того, как ее глаза стали сиять голубым пламенем.
- Знаешь, я ведь повела себя очень глупо… - теребит неровный кончик короткостриженых волос. – Не знаю, что на меня нашло… Наверное, это был какой-то протест…
- Что?.. – не на шутку пугаюсь я. – Что ты сделала, Дея?..
- Волосы, - поджимает губы. – Обрезала их, когда Александр сказал, что не собирается на мне жениться… И смерть отца, боже… Знаешь, подступила такая злость, что я схватилась за ножницы, будто бы пыталась всадить их в него… А он… Он стоял такой непоколебимый и смотрел на меня с какой-то брезгливой жалость… Я поняла, что не смогу этого сделать с ним… Никогда не смогу причинить вред человеку… И тогда… Тогда меня накрыла такая злость, что я просто взяла, и…
Дея имитирует пальцами движение ножниц, и я закусываю губу, чтобы не рассмеяться. Она такая трогательная в своем детском, что ли, гневе, и я просто обнимаю ее, все же расплываясь в улыбке.
Из ее путанного рассказа я понимаю, что Дея и подумать не могла о том, что ее жизнь приобретет такой оборот. Она не могла причинить физический вред ни себе, ни кому-то другому. И потому пострадало то, чего ей было не жаль – ее красота.
Я не удивляюсь вслух тому, что она думала о свадьбе с Александром даже после смерти Эмира. Есть такие вопросы, на которые мы просто не хотим знать ответа, чтобы не разочаровываться в близких. Чужая душа потемки. И пусть так и останется…
- Энже рассказала мне, - тихо шепчет Дея, когда мы размыкаем объятия и продолжаем путь быстрым шагом. – Я не хочу сказать, что он заслужил это, но… Отец был жесток… Боже, эта катастрофа… Я просто не могла поверить во все это…
- О чем ты говоришь? – хмурюсь я.
- Архаир, - она широко распахивает глаза, а уголки губ начинают подрагивать. – Мертвая планета. Это он уничтожил ее, Алира.
Я не выдерживаю, и все-таки захожусь каким-то истерическим смехом. Но Дея так серьезна, что я прекращаю это усилием воли.
- Ты что, серьезно?
- Серьезнее некуда, - отвечает она. – Энже рассказала мне, что отец спасал маму оттуда, и это был его… Метод…
Я пытаюсь хоть как-то уложить эту информацию в голове, но не чувствую ничего, кроме тупой боли.
Перед глазами мелькает улыбающееся лицо Эмира. Эмира, который был рядом со мной все детство. Эмира, который никогда не проявлял никакой жестокости. Эмира и Аишу, которые воспитывали детей так мягко, что мой отец частенько отпускал шуточки о том, что они вырастут «неприспособленными к миру».
А, что , если это и была из попытка искупления?.. Что если глубоко внутри они оба знали, что совершили непоправимое зло, и теперь боялись проявлять любую агрессию или жестокость?.. Такие отпечатки никогда не стираются с души…
Так, стоп.
Какого черта вообще происходит?!
Я не могу всерьез думать о том, что близкие мне люди способны на такое зло… Но подрагивающие ресницы Деи красноречиво говорят мне о том, что она верит…
- Мы пришли, - тихо произносит она.
Оглядываясь вокруг, я понимаю, что перед глазами все плывет.
И все же, среди собранных здесь звездолетов, я вижу один с опущенным трапом.
Взлетная площадка выглядит абсолютно безжизненной. Даже сигнальные огни не горят. Только огромные и поменьше космические корабли, все как один с высеченными на боках голубыми флагами с золотыми звездами. Флагами Хаята…
- Какой из них? – шепчу я, и Дея указывает на небольшой звездолет с опущенным трапом.
Я напряженно киваю, пытаясь собрать внутри себя остатки мужества, и осторожно крадусь вперед, приказывая Дее шагать за мной.
Тихо на столько, что это выглядит слишком подозрительно. Только кейны, оставленные в пустыне без ужина воют где-то неподалеку.
Хватаюсь за бортик на лестнице трапа, и чувствую холод металла, окончательно приводящий меня в себя.
- Будь здесь, я проверю…
Договорить не успеваю, и едва ли не валюсь на спину, когда изнутри доносится громкий мужской голос:
- Кто там?
Через секунду на трапе появляется мужчина, и я узнаю в нем Зоха. Подчиненный Александра смотрит на нас хмуро, оглядывая пустыню, словно ища того, кто сопровождает девушек этой поздней ночью.
Сердце пропускает удар, и несколько секунд я осматриваюсь кругом, пытаясь найти хотя бы камень, которым можно было бы приложить его покрепче.
- Все нормально, - Дея кладет маленькую ручку на мое плечо. – Он с нами.
- Что значит «с нами»? – тупо переспрашиваю я.
Зох не