Какое-то время я даже не смотрел в сторону берега, все мои усилия были направлены на то, чтобы Suhaili легла на безопасный курс. Теперь, справившись с перлинем и плавучим якорем, я стал вглядываться в подветренную сторону, стараясь выяснить, как обстоят наши дела. Земля была совсем близко, можно было видеть даже брызги прибоя. Оконечность острова находилась к носу лодки под углом приблизительно в 45°, так что шансы на то, что мы обогнем его, все еще сохранялись.

Я стал сомневаться в том, что это действительно Блафф. Он очень походил на Блафф у Дурбана тем, что тоже заканчивался отвесной скалой. На берегу не было ничего – ни радиомачт, ни маяка, ни домов – что помогло бы мне идентифицировать его. Вполне могло статься, что за мысом в тумане скрывался обширный берег, поэтому я решил держаться от него подальше.

Мы делали все, что могли. Suhaili с размаху кидалась на волны, ее подветренный борт почти все время был под водой, но медленно осадка начинала исправляться. Я воспрянул духом. Впервые после того, как мы попали в передрягу, я поверил, что все закончится хорошо. Это не значит, что я впадал в отчаяние, мое отношение к происходящему вокруг меня и со мной было скорее нейтральным. Теперь оно сменилось на позитивное.

Неожиданно я почувствовал себя продрогшим и ужасно уставшим. Измученные канатами спина и руки начинали ныть, ладони были красные – верный знак того, что они не дадут забыть о себе в течение нескольких дней. Внимательно осмотрев горизонт и не обнаружив никаких признаков земли, я спустился вниз выпить кофе. Слава моему предвидению – термос был наполнен горячей водой. Вскипятить чайник сейчас не получилось бы. Я закурил сигарету и присел на полиэтиленовый контейнер, согревая руки приятной теплотой кружки кофе. Я был преисполнен чувством чрезвычайного довольства собой. Наверное, это было реакцией на то, что удалось уйти от непосредственной опасности. Suhaili вела себя прекрасно. Расчеты показывали, что мы находились где-то на полпути от выхода из пролива и даже проскочив Блафф, мы пройдем мимо островов в дневное время, после чего я отправлюсь вдоль берега к Данедину и встречусь там с Брюсом. Стрелка барометра начала подъем, а это значит, погода хуже не станет.

Все складывалось довольно неплохо. Обретя уверенность и хорошее настроение, я вернулся на палубу продолжать наблюдение. Море немного успокоилось, но все еще дул штормовой ветер. Волны были уже не такими высокими, как час назад, а это значит, что их шаг сократился. С наветренной стороны остров Стюарт оставался единственным барьером, следовательно, мы должны были находиться ближе к южной части пролива. Я решил проплыть еще немного к югу, увидеть землю и постараться точно определиться с местоположением. Если не удастся идентифицировать остров то, по крайней мере, можно воспользоваться им в качестве отправной точки и двинуться к северному берегу.

В 09.00 показался остров, вскоре я увидел и второй. Развернув яхту и снизив ход, я спустился вниз. Надо было поразмышлять над сложной задачей нашего местонахождения. С большой долей вероятности можно было предположить, что мы находимся южнее Блаффа, следовательно, сейчас виден тот остров, на который мы едва не напоролись ночью. План действий был прост: плыть на север и найти там что-нибудь.

Спустя несколько минут я получил неожиданную навигационную подсказку. Прямо по курсу из тумана выплыл небольшой паром. Его сильно качало, и я понял, что нам с Suhaili еще можно позавидовать. Подчас сильное волнение намного хуже переносится большим кораблем, нежели маленьким, которого волны носят на себе как скорлупку.

Мне не составило труда догадаться, что паром вышел из Блаффа. Значит курс, которого я держусь, приведет меня туда. Надо было попытаться подойти к парому – я хотел, чтобы Брюс знал, где мы находимся. Мы заметили друг друга почти одновременно, паром тоже изменил курс и пошел на сближение.

При встречах с кораблями меня больше всего беспокоило, распознают ли они меня. В море плавает огромное количество яхт, и почему спрашивается, в каждой встреченной яхте моряки должны были видеть совершающее кругосветное плавание суденышко? Однако, в данном случае мне не стоило волноваться. На мостике собралась целая толпа людей – безошибочный признак того, что меня узнали. Из собственного опыта мне было известно, что отбившаяся от стада банальная яхта никогда не вызовет такого интереса. Когда паром Wairua подошел достаточно близко, раздались приветственные возгласы. На мой вопрос о том, где находится Блафф, мне ответили, что девятью милями севернее. Я поблагодарил их и сказал на прощание, что паром выглядит прекрасно. Как выяснилось позже, последних слов они толком не расслышали, им послышалось, что я сказал: «Увидимся позже», из чего был сделан вывод, будто я собираюсь остановиться в Новой Зеландии. Вполне безобидная ошибка и я признателен капитану Wairua за то, что он сообщил обо мне.

Понаблюдав за тем, как паром исчез в тумане за кормой, я спустился вниз позавтракать. Мысль о том, что мы лежим на правильном курсе, благоприятно подействовала на мой аппетит.

В 10.30 впереди показался Блафф, а затем в поле зрения появился маяк лежащего поперек пролива острова Собачий. К этому времени остров Стюарт уже не защищал нас от ветра и волн, а шторм разыгрался в полную силу. Suhaili начало быстро сносить в подветренную сторону. Я привел ее так круто к ветру, как это только было возможно, но все напрасно. Нас неумолимо тащило в сторону от находившегося совсем близко входа в бухту. Когда мы оказались на траверзе острова Собачий, он был от нас в двух милях по ветру, я продолжал борьбу, надеясь на то, что к тому времени, когда Блафф окажется с наветренной стороны, погода улучшится и позволит нам повернуть оверштаг.

Вода стала заметно светлее, а волны значительно короче и круче, туман почти полностью рассеялся. После того, как мы оставили Блафф с наветренной стороны, погода существенно не изменилась, а вода приобрела характерный для мелководья коричневый оттенок. Было понятно, что надо быстрее выбираться на глубину. При такой погоде нам не войти в бухту Блаффа, даже если двигатель бы был исправным. Позже я узнал, что и течение здесь работало против нас.

Опять поставив Suhaili кормой к волне, я вывалил за борт клубок перлиня, который должен был помешать яхте выйти из ветра. Следующим моим действием должен был стать спуск грота. Уже в момент снятия с тормоза фаловой лебедки я почувствовал что-то неладное. Парус обычно тут же немного провисает, но на этот раз он остался туго натянутым. Я попытался спустить парус, ухватившись за переднюю шкаторину. Он поддался на несколько дюймов, но потом его окончательно заклинило. На первый взгляд грота-фал был в порядке, но приглядевшись внимательнее, я заметил смещение у топа мачты. Я отошел к кокпиту, чтобы с него лучше разглядеть шкив топа грот-мачты, через который перекинут фал. Оказалось, что фал соскочил со шкива и застрял. Грот невозможно было ни поднять, ни опустить.

Я не мог не признаться себе в том, что причиной аварии отчасти стали мои действия в продолжение последних нескольких часов. От этого рефлекторного порыва легче мне не стало. Я мучительно соображал, когда можно будет приступить к ремонту. Парус следовало опустить, иначе судно, несмотря на перлинь, попало бы в брочинг. Вопрос был в том, каким способом? Соединяющий грота-фал с грот-мачтой шкив находился на высоте восемнадцати футов над палубой, и я не собирался туда лезть. Я в два счета оказался бы в воде. В конце концов, я решил ослабить зарифленный парус, сбросив оттяжку гика, поднять полностью гик и принайтовить его вместе с парусом к грот-мачте. Сценарий не был идеальным, но он сработал. После того, как были взяты рифы на бизани, лодка снова пошла нормально. Из записи в бортовом журнале видно, что ураганный 10-балльный ветер не стихал до 13.00. Примерно в это же время, показались огни самого северного острова гряды. Насколько я мог судить, мы находились в середине пролива.