— Вы знаете, Дмитрий, я только вернулся из армии, — начал я, — дома дел накопилось. Сами видели, на кухне крыша прохудилась, да и матушка приболела, ухаживать нужно.

Дима в лице переменился моментально. Из дружелюбного и участливого человека он превратился в жесткого и сурового.

— Надеюсь, вы понимаете, — процедил он сквозь зубы, видимо не привыкший к отказам, — что дважды мы таких предложений не делаем.

Тут игры и закончились, пришло время открывать карты и выяснять, чья комбинация выигрышная.

Как я и предполагал, врагов я себе нажил. Правда, пока слабо представлял, что это за враги, но время все-таки выиграл. К тому же узнал кое-что о хозяевах Димы, об их возможностях, а выяснить остальное — дело времени…

— …слушай, Серег, — прервав повествование, обратился Марк к Разумовскому, — возьми в холодильнике еще по парочке бутылок светлого.

Удобно устроившемуся в кресле Разумовскому совсем не хотелось спускаться на кухню, и он попытался отмазаться:

— По-моему, это пиво майора. Не думаю, что он будет доволен, обнаружив в холодильнике полупустую упаковку.

— Неубедительно, Серега, — ответил Марк, хотя Разумовский это и сам понимал, но попытаться стоило, — майор пьет исключительно красное вино и только французское, которое хранит не в общем холодильнике, а у себя в погребке.

— Ладно, — недовольно протянул Разумовский, — сейчас принесу.

— Так вот, — продолжил Крицкий, когда они с Серегой открыли по очередной бутылке пива…

…Следующая встреча состоялась недельки через три. К тому времени я понимал, что это была за шайка, хотя таковой ее назвать сложно. Целая организация, во главе которой стояли серьезные люди. На них работали областные чиновники, начальники районной милиции, налоговой, Росреестра. В общем, с помощью денег подмяли под себя все ключевые позиции и посты, с одной целью — заполучить землю. Теперь эта валюта тверже доллара, и что бы кто ни делал, цена будет всегда расти. А жителей села приобщали к алкоголю, наркотикам, развращали проституцией, чтобы люди за копейки продавали дом и землю. Такая вот стратегия: не переплачивать.

Приехали четыре человека, все крепкие, из «спортсменов», как я их называл.

— Здорово, — вышел им навстречу. Трое кивнули, этих мысленно отмел сразу как шестерок.

Четвертый, старший, в лоб задал вопрос:

— Не передумал?

Я попытался изобразить доброжелательность, эдакий Иванушка-дурачок.

— Насчет чего? — спросил я.

— Насчет нашего предложения.

Я стоял от старшего на расстоянии вытянутой руки.

— А-а, о предложении… — протянул я, сместившись влево на полшага, — да, поразмыслил.

— И? — Старший явно нервничал, видимо, не привык долго разговаривать.

Все произошло в считанные секунды, которые, однако, для меня тогда растянулись в вечность, словно кадры замедленной съемки фильмов Джона Ву. Правым хуком я вывел из строя старшего: он покачнулся и рухнул на землю, словно мешок, а я повалился вслед за ним. Болтавшийся в его подмышечной кобуре «макаров» пришелся как раз кстати. Пока сподручные соображали, что произошло, я разрядил в них обойму. Двоих уложил сразу, третий получил тяжелое ранение в легкое. Вот с ним я и побеседовал, конечно, насколько позволяло состояние.

— На кого ты работаешь? — задал я банальный вопрос — дешевый кинематографический штамп.

Раненый охнул, пришлось его усадить, прислонив спиной к колесу машины.

— Я не знаю всех, — он тяжело дышал, периодически сплевывая кровь, — нас приставили к Дмитрию.

— Сколько всего?

Раненый простонал от охватившей его жуткой боли.

— Ну же, — встряхнул я его, — сколько вас?

— Ты… — произнес он из последних сил, — ты же понимаешь, что теперь не жилец.

«Да уж», — пронеслось тогда у меня в голове.

И ответил:

— Да ничего страшного…

Марк резко оборвал рассказ, который, казалось, приближался к своей кульминации.

— Ладно, — протянул он, — пора спать. День выдался непростой, особенно для меня. Теперь о моем поражении будет трепаться весь объект.

— Марк, а как же твоя история?

Он горько усмехнулся:

— А что с ней?

— Ну как что? — удивился Разумовский. — Чем все закончилось?

Марк пожал плечами.

— Знаешь… — Крицкий осекся, раздумывая, стоят ли говорить дальше, или лучше промолчать. Видимо, решил, что все же стоит, и продолжил: — Я ведь так до сих пор и не попрощался с мамой, не сказал последнее «прости» за всю ту кашу, которую заварил.

Разумовский пристально смотрел на Марка.

— Если я жив, значит, все разрешилось. Добро победило зло, и справедливость восторжествовала. Прямо как в сказках. Вот только счастливого конца не получилось. Поверь, жизнь не стоит и ломаного гроша, если досталась ценой жизни тех, кто достоин ее больше тебя. Хочешь совет, Серега?

Разумовский кивнул.

— Жизнь имеет значение лишь тогда, когда есть смысл ради нее умереть.

Объект по подготовке РДГ «Бор», несколькими днями позже

Они оба не спали, просто молча лежали на смятых простынях двуспальной кровати.

Большая полная луна, окруженная мириадами ярких и не очень звезд, словно предчувствуя некий драматизм ситуации, окутывала бледным матовым светом прикроватный коврик с разбросанной на нем одеждой, кровать, Наташу.

Она лежала на боку спиной к Сергею. В матовом свете луны ее изнеженное любовью тело с его тонкими изгибами и переливами, будто очерченное кистью художника, казалось совершенным. В этой паутине света и тени Наташа походила на сказочную нимфу, которая лишь немногим являет свою божественную красоту и дарует истинное наслаждение.

Сергей провел ладонью вдоль спины Наташи, едва касаясь кожи. Но даже на это прикосновение ее тело отозвалось мелкой дрожью. Он захотел обнять ее, но почему-то не решился. А ведь всего несколько минут назад он не мог оторваться от нежных, вкуса спелой клубники губ Наташи, покрывал ее лицо и тело жаркими, полных сладкого желания и страсти поцелуями, обнимал с такой силой, словно боялся, что она мираж, который вот-вот рассеется.

Сергей приподнялся на локте, чтобы поцеловать Наташу в плечо, когда увидел блеснувшую в свете луны слезу.

— Эй, — нежно прошептал Разумовский, — ты чего?

Наташа смахнула слезу со щеки. Но не ответила, просто покачала головой, как бы говоря: «Ничего, все нормально», и улыбнулась.