желал быть волком, так будь им!» — сказал он, топнул лапами, хлопнул крыльями, произнес какие-то волшебные слова, дунул на Акима — и тот не успел рот открыть, как превратился в волка.

Бежит по лесу, зубами пощелкивает, по-собачьи завывает.

Есть ему захотелось. Притаился он за вересковым кустом, стал ждать: не зазевается ли какой зверек? Долго ждал. Наконец увидел зайчика. «Вот я тебя сейчас!» — думает. А когда зайчик подошел к нему поближе, Аким-волк щелк зубами и бросился на него.

Но зайчик, увидя волка, не растерялся, скокнул — и в обратную сторону. Да так быстро дал тягу, что Аким-волк только его и видел. Волк злыми глазищами туда-сюда водит-поглядывает. Нигде зайца нет. Сел на задние лапы, взвыл от злости. Да и как ему было не злиться: какой-то там зайчонка с носом оставил. Пустил Аким-волк слезу и потрусил дальше. Скоро повстречался ему лосенок. «Ну, этот-то теперь будет в моих зубах!» — подумал — и мах к лосенку, чтобы зубы свои тому в горло запустить. Ну тут тоже у него ничего не вышло. Рядом, за ивовым кустом, стояла мать. Она как двинет волка задними ногами, да так ловко, что волк, как мячик, отлетел в сторону и растянулся на земле. Долго волк приходил в себя. А как опомнился, стал облизывать больное место. Затем встал и побрел дальше. Голод не тетка. Не хочешь, да побежишь. А волка только ноги и могут прокормить. Бежит и думает: «А не пристать ли к волчьей стае? Может, в ней мне легче будет кормиться?» Раз он привык жить за счет других, так и тут хочет выгадать.

Скоро не скоро, но все же он встретил волчью стаю. Хвостом завилял, головой покачал — ластится. Вот волчья стая остановилась. Сели волки на задние ноги, воздух нюхают. К Акиму-волку подходит матерый волчище, вожак. Обошел вокруг него, обнюхал, а потом как ощетинится, да как набросится на него, да давай трепать. Видать, почуял человечий запах. Аким-волк не знал волчьих повадок. Освободился он от волчьих зубов да сам хотел волка куснуть. Но тут к нему бросилась вся стая. И полетели от Акима-волка клочья шерсти да мяса. Каким чудом он уцелел, понять и сам не может. А когда опомнился, отполз в глухую еловую чащу, сел под корни упавшего дерева и целую неделю вылизывал свои раны.

Сухой, кожа да кости, обессилевший, голодный, побрел он по лесу. Идет, от ветра шатается. Нигде никакой пищи не нашел и надумал сходить в деревню, там чем-нибудь поживиться.

Пришел в деревню. Так на окраине встретил собачонку, обрадовался, стал к ней ластиться. А как только оказалась собачонка рядом с ним, он оскалился, чтобы запустить зубы в тело бедняжке. Но опять не повезло. Вышел из дома хозяин и, увидев волка, с палкой бросился на него да хватил обессилевшего. У Акима-волка из глаз даже звезды посыпались. Ударь хозяин еще раз, Аким-волк бы околел.

Вернулся он в лес, сел под заветную ель, горючими слезами облился. Снова человеком стать хочет.

«Чего это расплакался-то?» — слышит рядом ехидный голосок.

Поднял глаза Аким-волк. Пред ним Мец Ижанд.

«Хочу снова стать человеком…»

Леший тряхнул головой: «Рано еще… Ты этого не заслужил». — «Ну, тогда помоги мне превратиться хотя бы в птицу»… — «Вот это можно».

Леший топнул лапами, хлопнул крыльями, прошептал какие-то волшебные слова, дунул на Акима-волка — и тот превратился в дрозда.

Махнул крыльями Аким-дрозд и поднялся в воздух. Вот радости-то было у него!

Летит — песню поет. С неба на поля, леса, покосы, озера, болота, деревни смотрит — любуется. Вся лесная и человечья жизнь у него на виду как на ладони…

Летит, мошек на лету хватает. Сытый, счастливый…

«Теперь я заживу, — думает, — никаких тебе забот-хлопот».

Весною дело-то уже было. Птицы в родные края возвращались с дальней зимовки.

Прилетел он к своей родной деревеньке, сел на ивовый куст на берегу озера, песенку запел. Слышит, ему кто-то подпевает. Оглянулся вокруг. На каждом кустике дрозды сидят по парочкам. Оказалось, что они в брачные игры играют. Скоро к нему на сучок присела дроздиха, свою любовную песню запела.

Не выдержало сердечко у Акима-дрозда, влюбился.

Вспорхнула дроздиха с куста, и он подался за ней. А там они скоро на ивинке, склонившейся к самой воде, гнездышко устроили. Дроздиха яичек наложила, села птенцов выводить… И вот тут-то кончилась у Акима-дрозда легкая жизнь. Пока дроздиха птенцов выводила, разочку с гнезда не поднялась. Пришлось Акиму-дрозду чуть ли не сутки кругом ей червяков дождевых таскать. А дроздиха — птица прожорливая. Ну а когда появились птенцы, работы ему прибавилось. Надо было кормить не только саму дроздиху, но еще и птенцов. Дроздиха, его супруга, опять, пока из гнезда не выпорхнули птенцы, никуда не вывалила. Все сидела в нем. Супругу же своему продыху не давала. Чуть тот зазевался — она грудью своей вытолкнет его из гнезда, сердито выкрикнет: «Не рассиживай, тащи корм. Видишь, детишки плачут…»

Радостно вздохнул Аким-дрозд только тогда, как птенцы из гнездышка вылетели, сами себе корм стали добывать.

Но не успел он прийти в себя, как наступила осень. Надо было лететь в далекие страны. Вот где он снова горюшка-то схватил! Дождь не дождь, гроза не гроза, ветер не ветер, а он должен лететь. От ежедневного изнурительного полета под крыльями образовались большие кровяные мозоли. Многие птицы погибли в пути. Но Аким-дрозд все же долетел в теплые края. Тем более, зимуют-то дрозды рядом, в Крыму.

Опять не успел он прийти в себя и пообкормиться после дальней дороги, как наступила пора возвращаться в родные края.

Летит и думает: «Только доберусь до дома, сразу попрошу лешего, чтобы он сделал меня человеком. Верно, я уже заслужил это?..»

С большим трудом, с разными приключениями, но все же однажды ранним утром оказался снова возле своей деревеньки. Уселся на сучке заветного дерева, зовет к себе лешего.

Наконец является тот. Но не обрадовал Акима.

«Нет, милый, тебе еще рано думать об этом. Вот побудешь еще в шкуре мурашика, тогда посмотрим…»

Леший топнул лапами, махнул крыльями, прошептал какие-то волшебные слова, дунул на Акима-дрозда — и тот тотчас же превратился в обычного мурашика.

Аким и обрадовался. Мурашику все же легче, чем, скажем, медведю, думает. Бегай по своим ниточкам-дорожкам, кормись — не ленись.

Но на самом деле оказалось все сложнее… В муравьиной семье каждый мурашик свои заботы имеет. Один себе