– Да, – бодро отозвалась Ирен. Ее это явно разачаровывало. – Вроде раны у них сильные, но заживут ведь когда-нибудь.

– Спасибо, что сообщила, – пробормотала Клер и тут же спохватилась, что сказала лишнее. Ирен ведь не знала, что именно этого сообщения она и ждала, только из других уст.

– Да не за что, – Ирен даже не заметила ее промаха. Ее собственная любовь поболтать всегда извиняла перед ней пустословие других. – Может, встретимся и поговорим за чашечкой кофе…

– Да, конечно, только как-нибудь потом. – Клер казалось, что трубка уже приросла к уху, но нужно было закончить разговор какой-нибудь формулой вежливости. – Сейчас у меня слишком много дел. Знаешь ли, работа…

– А, ясно, – насупилась собеседница. – Ну, тогда пока.

– Да, пока. – Клер чуть не застонала от облегчения, когда в трубке наконец раздались долгожданные гудки. И все-таки одна ценная новость, полученная от Ирен, стоила целого часа ее трескотни. Значит, попытка убить Шанну и ее друга была, но они остались живы. Вот целы ли они? Хотя если бы их травмы оказались слишком сильными, то Ирен бы об этом не умолчала. Она любила скандальные подробности и любопытные факты. О них ведь можно так долго дискутировать. Если она не пустилась в долгие объяснения, значит, увечья оказались незначительными. Это уже победа.

Спасти чью-то жизнь ценой собственной крови. Клер снова бросила взгляд на зеркало, и на этот раз ей показалось, что кто-то потусторонний мелькнул там подобно маске неистового немого гнева. Он был бессилен. Ну, не совсем. Ведь силы устроить аварию у него нашлись. Смерть, которая носит характер несчастного случая, – это конек его дьявольской силы. Если не может добить жертв, он их увечит так, что они сами хотят умереть. Но Клер догадалась, как можно этому воспротивиться. Если демон в зеркале боится ее боли и теряет силы, когда она наносит себе раны, то следует наносить эти раны почаще. Тогда она изранит себя, но спасет других. Разве это не прекрасно, знать, что жертвуешь собой ради чьего-то спасения? Разве не этому учит людей религия и вера в добро? Клер чувствовала, как боль постепенно превращается в некое мучительное наслаждение. Нанесенная рана оправдала себя. Жизнь Шанны и ее избранника стоила того, чтобы ради них порезаться. А вот стоит ли гибель демона в зеркале того, чтобы умереть самой? Клер внимательно вгляделась в зеркальную глубину. Кто на самом деле обитает в ней? Что за существо манит ее за собой в какой-то дьявольский зазеркальный мир? Каким бы оно было, если бы не было изувеченным? И почему оно хочет изувечить других? Что плохого они ему сделали? Он будто смотрит на мир глазами Клер, выбирая себе жертв через ее взгляд на них. Она словно выступает в роли его проводницы в человеческий мир из зеркала. Но она уже знала, как его остановить или, по крайней мере, придержать. Клер сжала в руке рукоять кухонного ножа. Если нужно причинить себе боль, чтобы спасти других, то она на это готова.

Венеция, столетия назад

Корделии снился жемчуг, насыпанный в золотые блюда, будто фасоль или зерно. Крупные бусины лоснились на свету и напоминали о морских богатствах. Донатьен часто упоминал, что был бы не прочь стать пиратом или благородным капером. Но он никогда не говорил, что водит дружбу с ловцами жемчуга или с русалочьим отродьем, способным его принести. Кто лучше существ, рожденных и дышащих под водой, способен найти и извлечь жемчужины из глубин. Во сне Корделию эти мысли занимали чуть меньше, чем полированная поверхность самих жемчужин. Они были такими белыми, такими чистыми, и вдруг среди них мелькнуло что-то черное, подобное прогнившему зернышку. Только оно было круглым и гладким, как миниатюрный мячик. Это тоже была жемчужина, только целиком черная. Одна среди горстей белого жемчуга, она казалась чем-то уникальным. Корделия протянула руку и поняла, что готова сражаться за нее. Она хотела ее украсть.

На этом сон оборвался.

Хоть символы из сна и казались полной бессмыслицей, но Корделия все запомнила. Вещи в сновидении были такими четкими, почти осязаемыми. Казалось, можно дотронуться до них и перенести их в явь. Ощущение было почти колдовским. Говорят, сны тоже могут быть наколдованными. С помощью тайных магических обрядов можно насылать ночные видения или кошмары кому захочешь.

Корделия вспомнила, что до встречи с Донатьеном ей ни разу не снились подобные сны. Она вообще не видела раньше снов, а если и видела, то не запоминала. Теперь ей каждую ночь что-то снилось. И не всегда сны были приятны.

Говорят, все сны имеют свое значение. Чаще всего они приходят к спящему, чтобы предупредить его о грядущей опасности, но предупреждения в них переданы чисто символически и всегда хаотично. Сон – это всего лишь длинная формула из символов, которую нужно расшифровать, учил ее Донатьен, вначале лишь создается впечатление, что пророческие знаки беспорядочно нагромождены друг на друга, на самом деле они представлены в предначертанной последовательности. Все предрешено, и они сообщают об этом. Вот Донатьен смог бы расшифровать любое, даже самое запутанное сновидение, а сообразительности Корделии на это не хватало. Почему-то ей не хотелось рассказывать Донатьену о своих снах и спрашивать у него совета. Возможно, ее недоверчивость к нему была спровоцирована странным ощущением, что он же ей эти сны и насылает. Иногда он способен действовать за гранями разумного, но непонятно, зачем ему это нужно.

Корделия тщетно ломала голову. Что мог значить ее сон? Кажется, он снился ей уже не в первый раз. А только пророческие сны способны сниться по нескольку раз. Ей снилась яркая черная жемчужина среди бледных пригоршней белого жемчуга. Что мог означать такой символ? Девушка нахмурилась и сосредоточила взгляд на звездном небе над своей головой. На этот раз она задремала прямо в гондоле, спокойно проплывавшей по Гранд-каналу. Они миновали мост Вздохов и площадь Святого Марка. Гондола мерно покачивалась на поверхности воды, неся их к палаццо де Франко. Вместо Каитаны на корме сегодня управлялся с веслом какой-то молчаливый гондольер. Не удивительно, что без привычной болтовни Корделия заснула прямо в своем плавучем убежище. Она не надела маску. Пусть прохожие видят, что она плывет в палаццо Донатьена де Франко, разодетая, как для торжества. Впервые платье, которое она носила, не было сшито ею самой. Роскошный наряд из зеленого бархата и золотистых кружев для нее заказал сам Донатьен. Он же прислал к ней камеристку и парикмахера, который уложил ее волосы в сложную и затейливую прическу. В таком виде Корделия чувствовала себя королевой. Она жалела, что маска на золоченой ручке, которая прилагалась к наряду, не зеркальце, в которое можно любоваться на высоко уложенные локоны, черепаховые гребни, похожие на корону, и стоячий воротник, обрамлявший плечи подобно зеленой раковине.

Если в каналах сегодня плавали русалки, то они должны были позавидовать ее красоте. Сама же Корделия с холодной ревностью смотрела на проходящих мимо каналов дам в масках и без. Все уже готовились к карнавалу. Раньше в Венеции уже с августа и вплоть до Жирного Вторника все носили маски. А потом Совет Десяти запретил это из-за размножившегося числа притонов, где под маской мог спрятаться каждый. Но слова «маске не задают вопросов» остались в ходу. Они были как закон. Корделия не могла подойти, остановить какую-то из дам и потребовать назвать свое имя. Ни одна не сняла бы маску. А под маской не узнать, кто твоя соперница, а кто просто прохожая.