брак. Слова будущего или условного согласия – «Я возьму тебя в жены» или «Я выйду за тебя замуж, если мой отец разрешит» – такой силы не имели. Однако если за словами будущего или условного согласия следовал сексуальный контакт, брак немедленно становился действительным; предполагалось, что стороны отказались от условий. Это значило, что обещание жениться, с помощью которого мужчина пытался склонить женщину к сексу – «Если ты забеременеешь, я на тебе женюсь» – не просто можно было привести в исполнение: оно исполнялось само. В отсутствие свидетелей было сложно заставить человека исполнить обещанное, но, согласно нормам канонического права, даже если обещание было дано в отсутствие свидетелей или священника, брак все равно считался действительным: пара заключила брак перед Богом, даже если тому не было доказательств для церковного суда. В восточной церкви, однако, нормы были иными.

Несмотря на то, что консумация не была необходима для того, чтобы считать брак действительным, ее отсутствие должно было быть добровольным. Если любая из сторон была неспособна к половому акту, брак можно было аннулировать. Чтобы установить, способна ли женщина к половому акту, коллегия почтенных матрон могла провести осмотр. В иных случаях женщин вызывали и для осмотра мужчины; из некоторых английских источников мы знаем, что иногда для этого вызывали проституток, которые в каком-то смысле выступали в роли привлеченных экспертов. В одном случае свидетельница дала показания о том, что она обнажила груди и согретыми у сего очага руками массировала и растирала пенис и тестикулы вышепоименованного Джона. И она обнимала и часто целовала указанного Джона… и в продолжение всего этого времени означенный пенис едва достигал трех дюймов… не увеличиваясь и не уменьшаясь в размерах.

Свидетельница и ее коллеги отругали мужчину за то, что он «позволил себе обманом жениться на молодой женщине, хотя не мог доставлять ей удовольствие и служить ей получше этого». Однако в другом деле свидетельница утверждала, что пенис мужчины был «для любой женщины в мире хорош»[96]. На рисунке из рукописи «Декрета» авторства «Грациана»[97] изображено несколько женщин, изучающих гениталии мужчины перед судьей в рамках как раз такой процедуры.

По изображению невозможно понять, каким предполагался социальный статус этих женщин. Очевидно, что они не проститутки, но они совершенно точно не почтенные матроны (на некоторых других рисунках средневековые проститутки изображены с покрытой головой, так что мы не можем расценивать наличие головного убора как признак респектабельности).

Иногда неспособность консумировать брак приписывали не врожденным проблемам, а колдовству. Отцы Церкви и авторы раннего Средневековья время от времени писали о случаях временной импотенции по неизвестным причинам, но в XII веке идея о том, что импотенция может быть вызвана злой магией (maleficium) стала часто встречаться в юридической, медицинской и богословской литературе. Эта идея, по-видимому, зародилась в IX веке и уходит корнями в народную веру в существование различных видов любовной магии – причем в рамках этой веры зачастую не было значительной разницы между тем, чтобы приворожить мужчину, и тем, чтобы при помощи магии сделать его импотентом с другими женщинами. Впоследствии идею о любовной магии реинтерпретировали и систематизировали богословы, которые должны были работать с этим вопросом, поскольку импотенция была основанием для аннулирования брака. Наконец, в период позднего Средневековья богословы связали импотенцию с колдовством ведьм. В еврейской культуре также считалось, что колдовством можно вызвать импотенцию, и она, как и бесплодие, могла быть основанием для развода.

Однако вера в такое колдовство была характерна не только для христианских богословов в период высокого и позднего Средневековья. Она также встречается и в художественной литературе: в пример можно привести «Сагу о Ньяле», написанную в XIII веке в Исландии и повествующую о дохристианских временах. Исландец Хрут сын Херьольва в Норвегии завел роман с вдовствующей королевой Гуннхильд. Когда ему настало время возвращаться в Исландию, она сказала ему: «Если моя власть над тобой так велика, как я думаю, то не будет у тебя утехи в Исландии с женщиной, что у тебя на уме. А с другими женщинами ты добьешься чего хочешь»[98]. Он женится на Унн, которая через какое-то время сказала отцу, что она хочет развестись (что по исландским законам было допустимо):

Нет мне от него как от мужа никакого проку, хотя силой мужской он не обижен… Когда он приходит ко мне, плоть его так велика, что он не может иметь утехи со мной, и как мы оба ни стараемся, ничего у нас не получается. Но по всему видно, что по силе своей мужской он не хуже других мужчин[99].

Сага льстит маскулинности Хрута при описании его проблем: у него слишком сильная эрекция, хотя, по-видимому, он способен нормально эякулировать вне вагины своей жены. Интересно, что Унн убеждена: у нее есть право на сексуальное удовольствие[100].

По мнению многих канонистов, брак, который невозможно консумировать из-за перманентной импотенции одного из супругов, недействителен и должен быть аннулирован, а здоровый супруг должен иметь возможность вступить в брак повторно. Однако, если одна из сторон не могла вступать в половые отношения только со своим супругом (или своей супругой), это мог быть временный эффект колдовства, и такой брак считался действительным. Стороны должны были попытаться снять заклятие, исповедавшись и покаявшись в грехах, за которые Господь наказал их, позволив демонам вмешаться в их брак. Исповедь и молитва сопровождали и другие потенциальные методы лечения – как медицинские, так и магические. Чаще всего проблема считалась перманентной, если ее не удалось решить за три года – хотя канонисты расходились во мнениях насчет того, могла ли быть перманентной импотенция, вызванная колдовством. Таким образом, специалисты по каноническому праву обращались к проблеме бесплодия в браке, которую также рассматривали медики и которую еврейские и мусульманские сообщества решали разводом или полигинией.

Гвиберт Ножанский вспоминает, что его родители не могли консумировать брак на протяжении семи лет. Семья мужа изначально противилась их браку и всеми силами старалась разрушить его, уговаривая сына найти любовницу, а его жену – вернуться в семью родителей. Кроме того, ее пытались соблазнить и другие мужчины, однако она сопротивлялась всем этим попыткам, и Гвиберт пишет об этом решении как о выдающейся добродетельности: «внешние соблазны, как масло, что подливают в огонь, прибавились к так свойственным человеческой природе импульсам, но сердце юной девы всегда оставалось под ее контролем, и никакие соблазны не могли одержать над ним верх»[101]. Она уважала святость брачных уз даже когда с точки зрения социума у нее были все основания этого не делать. Со временем наложенное ревнивой мачехой заклятие было снято, и пара смогла консумировать брак.

Чтобы брак считался действительным, в нем