Он все испортил. Не только десять лет назад, не признав, что Джина была для него просто идеальна. Но и неделю назад, когда буквально вынуждал ее признать свои чувства, не находя в себе мужества признать свои собственные. Оставалось лишь надеяться, что он хватился не слишком поздно, и еще можно было спасти эти отношения от краха – что бы их с Джиной ни ждало в будущем.

Но теперь Картер должен был действовать предельно осторожно. Вера Джины в себя была безнадежно разрушена – не только ее отцом, но и им самим. Он бросил Джину в беде, когда она больше всего в нем нуждалась, не оценил то, что оказалось прямо у него под носом. Известие о ее выкидыше стало шоком, Картер почувствовал себя преданным. Но как только это рефлекторное ощущение развеялось, он испытал еще больший шок, осознав, как больно было Джине носить под сердцем его ребенка, когда он и понятия об этом не имел.

– Знаешь, о чем я больше всего жалею, моя сладкая?

– Понятия не имею, но ты ведь все равно мне об этом сообщишь, – с вызовом фыркнула она, все еще разыгрывая из себя «крутышку», хотя блестящие от слез огромные зеленые глаза предательски выдавали ее.

– Больше всего я жалею о том, что на прошлой неделе слишком увлекся, вынуждая тебя остаться в Саванне, и не нашел времени, чтобы сказать тебе о своих чувствах.

«Ну а теперь – к самой тяжелой части», – подумал Картер и, схватив ее за руки, опустился на одно колено.

Глаза Джины в ужасе округлились, и она высвободила запястья из пальцев Картера, пытаясь заставить его подняться.

– Картер, что, черт возьми, ты делаешь? – вскричала Джина, бросив поверх его головы панический взгляд, моливший о спасении.

Картер проигнорировал это, точно так же как судорожное дыхание своей сестры и шепот Риз: «Ущипните меня кто-нибудь, я, похоже, попала в слезливую мелодраму». Не обратил он внимания и на рычание с техасским акцентом: «Кто, черт возьми, этот парень?» – вырвавшееся у мужчины, которого он признал как жениха Кэсси и игрока Национальной футбольной лиги.

– Картер, пожалуйста, встань, не устраивай сцен!

Губы Картера изогнулись в ответ на мольбу – он не мог не отметить всю иронию ситуации. Кто бы мог предположить, что он наконец-то возьмет верх над Джиной Каррингтон, причем не благодаря настойчивому характеру, обаянию или неистовому сексу, а с помощью слащавой демонстрации чувств? Если дело выгорит, он проведет остаток дней своих, щедро расточая ей широкие романтические жесты. Только так Джину можно держать в узде.

– В точку, именно этим я и занимаюсь, – сказал он, сжимая ее запястья. – Я стою здесь вот так, потому что должен кое-что тебе сказать. И это – единственный способ, которым я могу доказать свою искренность.

Брови Джины взмыли вверх, но она оставила попытки высвободить руки, что Картер расценил как позитивный знак.

– Вот и правильно, успокойся, вырваться все равно не получится. – Прижав большие пальцы к ее запястьям, Картер почувствовал трепещущее биение ее пульса. Еще лучше – значит, ей было не все равно.

– Я люблю тебя, Джина Каррингтон. – Джина дернулась, снова пытаясь вырваться, но Картер удержал ее руки в своих и продолжил: – Я люблю твой огонь и твою страсть, твою честность, твою прямоту, твой острый язык, твою дерзость и сексуальную ямочку на твоей попке.

Она потрясенно выдохнула и наконец обрела дар речи:

– У меня нет никакой ямочки на…

– Я люблю, когда твои глаза начинают косить, стоит тебе рассердиться, – перебил он, нежась как раз в таком взгляде. – И люблю, когда эти глаза становятся ошеломленными и влажными во время оргазма.

– О боже праведный!

– Я люблю то, что ты считаешь себя этакой «крутышкой». А больше всего я люблю это доброе, бескорыстное, открытое сердце, которое ты так усиленно пытаешься скрывать. Но ты явила мне его одной невероятной летней ночью десять лет назад, и я видел несколько удивительных проблесков недавно в Саванне. Понимаю, я не самый выигрышный кандидат для всех этих «всерьез и надолго». Но и ты тоже, так что, по-моему, в этом мы квиты. И если ты готова дать мне шанс, я горю желанием дать шанс тебе.

Картер поднялся с колен, бережно обхватил ладонями щеки Джины, так неудержимо желая обнять ее, словно его тело притягивалось к ней какой-то невероятной силой. Впрочем, оставалась еще одна вещь, которую он должен был сказать, и это было самым-самым сложным.

– Ну а теперь ты можешь сказать, что не любишь меня, и тогда я выйду в эту дверь и никогда больше не появлюсь в твоей жизни. – Картер погладил Джину по лицу, мечтая, чтобы она дала ему еще один шанс. – Только не лги, моя сладкая. Потому что я сразу это пойму, и тогда мне придется еще раз опуститься на колено и снова поставить нас в неловкое положение.

Повисла оглушительная тишина. Молчали в ожидании не только друзья Джины, но и многочисленная толпа в вестибюле, потерявшая дар речи при первых звуках этого объяснения.

Джина громко сглотнула:

– Ты хоть представляешь, как сильно мне сейчас хочется надрать тебе задницу, Картер Прайс?

Улыбка расцвела на его лице – и в его сердце – при первых звуках согласия в этом страстном мурлыканье. И Картер понял: все получилось.

– А разве ты только что не ответила вопросом на вопрос, моя сладкая?

Еле слышный смешок прорвался сквозь слезы, уже вовсю катившиеся по ее лицу. А потом Джина бросилась на шею Картеру и прошептала в его волосы:

– Я тоже люблю тебя, Ретт. Но я все еще собираюсь надрать тебе задницу, как только мне представится удобный случай.

Картер прильнул к губам Джины в долгожданном поцелуе, и вестибюль буквально взорвался спонтанными аплодисментами.

Когда они с трудом оторвались друг от друга, Картер расплылся в улыбке:

– Откровенно говоря, милая, я бы с удовольствием посмотрел, как ты попытаешься это сделать.

После всей этой мелодрамы свадьба Кэсси и Така прошла как мечта. Невеста произнесла свою клятву уверенным, ровным голосом, а потом, когда настал черед Така сделать то же самое, обернулась и улыбнулась подругам.

К радости Джины, во время церемонии теплая ладонь Картера лежала на ее бедре, иначе она бы, разумеется, воспарила к небесам от счастья. В самом начале безумное признание Картера перед половиной Манхэттена привело Джину в ужас, но потом, когда слова дошли до ее сознания, случилась странная вещь: панически колотившееся сердце стихло, свинцовая тяжесть в груди исчезла, а все те барьеры, что она возводила и поддерживала так много лет, разом пали.

Теперь Джина сидела в одном из лимузинов, которые заказала Риз, чтобы довезти гостей до ресторана. Положив голову на плечо Картера, Джина рассеянно слушала, как он болтал с Диланом, – эти двое, как любые парни, начисто забыли о недавней стычке. Глядя куда-то вдаль, Джина использовала момент затишья, чтобы поразмыслить над непростыми решениями, которые требовалось принять в будущем.