— И что ты выяснила?

— То, что ее поведение было не таким сложным, как я ожидала. Она хотела быть любимой, хотела чувствовать себя желанной, но не знала, как добиться этого более здоровым образом.

— Вряд ли Даниэль искала любовь.

— Мне кажется, ей хотелось чувствовать себя желанной. Секс стал для нее своего рода компенсацией. По словам моей пациентки, это было самой главной причиной. В случае Даниэль, думаю, ее также возбуждало ощущение риска.

— Почему бы ей не заняться парашютным спортом или чем-то в этом роде?

— Слишком дорогое удовольствие. Ей явно не по карману. — Эвелин пошевелилась, устраиваясь поудобнее. — Возможно, ее возбуждала животная телесность секса. Разные люди получают кайф от разных вещей. Я жутко рада, что тебя нет в ее блокноте.

— Я тоже. Подумай, как бы это выглядело, если бы даже местные копы выстроились к ней в очередь.

— Твои инстинкты тебя не подвели.

— Мое сердце уже принадлежало другой. Ей.

Намек был прозрачным. Увы, Амарок не дал Эвелин возможности его прокомментировать, так как тотчас продолжил:

— Но несколько моих знакомых, некоторых из них я даже считаю друзьями, там значатся. Причем в случае с некоторыми я даже понимаю почему. Здесь может быть одиноко, особенно приезжим, которые к этому не привыкли.

— Ты сказал, что некоторые женаты.

— Им нет оправдания, и все же… — Амарок выругался.

— Это не облегчает ситуацию. То, что происходит, разрушит отношения, породит страх, вызовет осуждение и споры. Иными словами, люди дорого за это заплатят, даже если новых жертв больше не будет.

Эвелин отлично понимала, почему он так расстроен. Она и впрямь принесла в его родной город зло, как он того и боялся. Что еще хуже, решение проблемы легло на его плечи, хотя он и не спец по раскрытию убийств, что, кстати, и не входит в его обязанности. Как служащий департамента общественной безопасности он мог рассчитывать на некоторую поддержку, но, как он сам сказал ей, Хиллтоп не знал никаких убийств вот уже десяток лет. Десять лет назад ему было девятнадцать — можно сказать, еще мальчишка. Теперь же — отчасти потому, что никто не прислушался к его голосу, когда она предложила построить на окраине города исправительное учреждение, — он был одиноким блюстителем порядка в крошечном городке, поддерживать спокойствие в котором ему помогала лишь пара сотрудников службы общественной безопасности, да и те работали лишь на полставки. На какую-то помощь он мог рассчитывать лишь летом, когда прибывал обычный поток охотников и рыболовов.

Рассмеявшись, чтобы не заплакать, она уткнулась лицом в ладони. Когда-то ей казалось, что, приехав на Аляску, она сделает благое дело. Управление тюрем предоставило ей прекрасную возможность создать учреждение, о котором она давно мечтала, — такое, где она могла бы свободно и во всей глубине изучать психопатическое поведение, причем на своих условиях. Земля здесь была дешевой, что существенно сокращало расходы на строительство и содержание тюрьмы. Большинство местных жителей были только рады новым рабочим местам. А перегруженные и недоукомплектованные кадрами тюрьмы континентальных штатов были только рады избавиться от проблемных заключенных, ибо это сделало их тюрьмы более безопасными и более легкими в управлении.

Но тем самым она невольно послала Джасперу приглашение присоединиться к ней. Что, в свою очередь, заставило ее по-новому взглянуть на вещи. Да, у нее появилась возможность сосредоточиться на своей работе, но теперь она была отрезана от остального мира, живя в северной глухомани, где работа единственного полицейского сводилась к утихомириванию в баре пьяных буянов, выписке штрафов пьяным водителям и браконьерам и уборке с шоссе туш сбитых животных. Учитывая же обилие живности на Аляске — лосей, карибу, медведей, даже лысых орлов, которые иногда камнем падали с небес и пытались унести маленьких детей, — проблемы с животными отнимали у него гораздо больше времени, нежели случайная кража или пьяная драка в «Лосиной голове».

Может, Амарок и профи в том, что касалось его обычной работы, он никогда не сталкивался с хладнокровным, преднамеренным убийством. Стоит слуху распространится, как весь городок будет в панике и каждый будет ждать от него, что он поймает преступника и отправит его за решетку.

Эвелин продолжал душить смех. Амарок встал.

— Не понимаю, что здесь смешного?

— Ничего, — сказала она, беря себя в руки. — Я смеюсь над иронией.

— И это значит…

— Ущерб может оказаться куда большим, чем ты думаешь. Боюсь, я ввергла нас обоих в битву, которая потребует от нас всего, что у нас есть.

* * *

«Неужели уже нашла?» — подумал он. По идее, да. Было уже поздно. К этому времени она обычно уходила с работы. Он знал, как предана она своему делу, что проводит там долгие часы, сейчас же было почти два часа ночи.

Ему пора спать, сказал он себе. Не успеешь уснуть, как в восемь утра прозвенит будильник. Глупо мерить шагами комнату, особенно после того, как последние несколько ночей он практически не спал. Кто-то наверняка заметит, что он устал. Но адреналин растекался по его телу, не позволяя расслабиться, стоило ему представить, как Эвелин Тэлбот спотыкается об отсеченную руку. Он не просто подбросил ее к ней в дом, он положил эту чертову штуковину ей на постель!

Это же надо так придумать!

А что она думала про положение пальцев? Поняла ли она, что они не просто так склеены скотчем, а один из них торчит вверх? И что раньше она уже где-то видела то же самое? Он очень на это надеялся, потому что эта маленькая деталь требовала немалых усилий и ее было не так-то просто осуществить. Скотч, которым преступник воспользовался в самом начале, не прилипал к мертвой плоти или почти не прилипал. Он должен был пойти в магазин, чтобы купить другой, и это при том, что времени у него было в обрез.

Да, Эвелин наверняка поняла, что эта отсеченная рука показывает ей средний палец, решил он. Она должна была помнить.

Беспокоиться не о чем. Все по плану.

На следующий день Эвелин настояла на том, чтобы взять Зигмунда и его еду вместе с собой в Ганноверский дом. Амарок должен был отвезти отрезанную руку судмедэксперту в Анкоридж и дождаться, что тот скажет ему по этому поводу. Он также сказал Эвелин, что хочет поговорить с Китом. Учитывая, что соседский сын чистил от снега дорожки рядом с ее домом, он решил, что Кит наверняка слышал, как сработала сигнализация, и, может, даже что-то увидел.

Увы, Эвелин сомневалась, что Кит сможет описать преступника, даже если и заметил его или что-то подозрительное. Ведь что он может запомнить? Можно ли полагаться на его показания?