Она была отнюдь не уверена в этом. От одной мысли, что ей придется задавать ему эти мучительные вопросы, ей становилось не по себе. К тому же она спешила на работу, чтобы позвонить Леону Паттону, частному детективу, который последние несколько лет занимался для нее поисками Джаспера. С тех пор как Джаспер снова появился прошлым летом, Леон решил, что у него появился шанс, и теперь прикладывал все усилия к тому, чтобы выйти на его след. Он даже летал на Арубу, где Джаспера якобы видели несколько раз.

К сожалению, ничего конкретного он не нашел. Воз-можно потому, что Джаспер был не в тропиках, а здесь, на Аляске.

Обычно Эвелин носила визитку своего детектива в сумочке, однако пару недель назад ее вынула и положила на стол, чтобы ему позвонить. Именно по этой причине ей пришлось ждать, пока она не попадет к себе в кабинет. Хотя ей не терпелось сделать этот звонок, менять распорядок своего рабочего дня она не собиралась. Ей ни к чему — если ниточка действительно тянется к Джасперу, — чтобы тот подумал, что он ее напугал. Ее ждет ее обычная работа, и он не способен помешать ей делать свое дело. Хотя тест Хэара помогал предсказать рецидивы — набравшие по этому тесту высокие баллы в три-четыре раза чаще вновь совершали преступления, нежели те, кто набрал низкий балл, — сам по себе он не мог остановить психопата от преступных действий.

Общество нуждалась в конкретных мерах по пресечению любых их преступных поползновений, и Эвелин задалась целью внести свою лепту в разработку подобных мер. Даже Хэар был убежден в том, что раннее выявление индивидов с психопатическими склонностями крайне важно, ибо способствует их социализации. Изменить же укоренившиеся поведенческие привычки уже невозможно.

Как и следовало ожидать, надзиратели на посту были хмурыми. Еще бы, ведь они только что потеряли коллегу — вообще-то двоих, но пока они ничего не знали про Даниэль, поскольку ее смерть не подтвердилась.

— Доброе утро, доктор Тэлбот!

— Привет, доктор!

— Доброе утро, док!

Заметив рядом с лифтом Гленна — вернее, офицера Уиткомба, — она поспешила отвести его в сторонку.

— Как твои дела?

Он покачал головой, как будто не мог подобрать слов.

— Если честно, док, до сих пор отказываюсь в это верить. Ну кто мог поднять руку на Лоррейн? А что он с ней сделал! У меня в голове не укладывается такое зверство!

Эвелин побледнела.

— Так значит, ты в курсе?

— Да. Почему ты мне не сказала?

— Не смогла.

— После того, через что ты прошла, я тебя не виню. В любом случае, только попадись этот ублюдок мне в руки! Ведь как все любили Лоррейн!

— Да, ее нам будет не хватить, — согласилась Эвелин, печально кивнув, и погладила Зигмунда.

— Она как будто согревала это место.

— Согласна.

— Ты тоже будь поосторожнее. — Глаза Гленна горели гневом и решимостью. — Не разгуливай нигде одна. Когда вечером уходишь с работы, не стесняйся, проси меня проводить тебя к твоей машине.

— Думаю, на территории тюрьмы я в безопасности.

Гленн приподнял шапку, чтобы почесать голову. Вид у него был не просто взволнованный, а откровенно на-пуганный.

— Сомневаюсь, что здесь в безопасности хотя бы один из нас.

Эвелин пожала ему локоть.

— Извини.

— Тебе нет причин извиняться. Ты убита так же, как и я. Ты ведь тоже любила ее.

— Да. И спасибо тебе за предложение провожать меня к машине. Когда буду уходить с работы, непременно поймаю тебя на слове.

Даже если в том не было настоятельной необходимости, они смогут поговорить наедине.

— Мне так будет спокойнее.

— Мне тоже. — Она едва не сказала ему, что на самом деле ей нужно, чтобы из Анкориджа приехал его дядя и — починил ей сигнализацию. Среди местных таких умельцев не было. С другой стороны, ей не хотелось, чтобы Гленн — да и кто-то другой — узнал, что произошло прошлой ночью. По крайней мере пока. Так что сигнализация может подождать. Хотя это и заставляло ее нервничать, она решила, что крайней нужды в этом нет, так как она в любом случае пока поживет у Амарока. А сигнализацию можно починить и позже.

С вежливой улыбкой она сказала Гленну «до свидания», кивнула всем остальным, кто с ней поздоровался, и вместе с Зигмундом прошествовала дальше. Накануне она чувствовала себя уязвимой, как будто вновь стояла на краю темной пропасти, которая едва не поглотила ее много лет назад. Каково же было ее удивление, когда утром в ней заговорила злость. Нет, больше того — она была исполнена яростной решимости. Ведь дала же она летом Джасперу отпор, разве не так?

Ведь она больше не шестнадцатилетняя девушка, которая ничего не понимала в его психике. Сейчас она взрослая женщина, сама себе хозяйка, вооруженная научными знаниями в том, что касается человеческого поведения. А из-за его последнего нападения она знала, что он по-прежнему где-то поблизости, следит за ней, ходит за ней по пятам, строит свои черные планы. Нет, она не позволит ему вновь затащить ее в тот сарай, даже в переносном смысле. Не для этого она боролась сама с собой все эти годы.

— Доктор Тэлбот, могу я поговорить с вами?

Это был Фицпатрик. Судя по его виду, он уже давно поджидал ее. Кстати, вид у него снова был расстроенный, но Эвелин было все равно. Она была готова к встрече со своим занудным коллегой. Она была готова к встрече с кем угодно.

— Да, входите.

Договорившись с Пенни, что Зигмунд несколько дней поживет у нее, и, вручив ей кота, она вместе с Фицпатриком пошла к себе в кабинет.

— Присаживайтесь. — Она указала на стул, на котором он обычно сидел, а сама закрыла дверь и села за стол.

Однако Фицпатрик проигнорировал стул и остался — стоять. Эвелин не стала обращать внимание на этот факт. Она демонстративно поставила портфель на сервант, а также стаканчик кофе, который Пенни вручила ей, забирая у нее кота, затем сняла тяжелую куртку, перчатки и шапку.

— У меня есть более трагические известия, — заявила она, опережая Фицпатрика, что бы он там ни собрался сообщить ей.

Фицпатрик поморщился.

— Надеюсь, не похожие на те, что ты сообщила мне — вчера.

— Боюсь, что похожие. — «Господи, садись же наконец!» Она была вынуждена оставаться на ногах. Хотя их и разделял стол, Фицпатрик был такой высоченный, что, казалось, отнимал все ее личное пространство. — Появилась вторая жертва.

Его тонкие, бледные губы разжались.

— Надеюсь, это не вновь один из нас…

Под «нами» он явно понимал кого-то из сотрудников Ганноверского дома. Хотя их учреждение существовало всего три месяца, противопоставление «нас» и «их» уже давало о себе знать. «Они» — это те жители городка, что косо и с подозрением посматривали и на сам Ганноверский дом, и на тех, кто в нем работал. Дом стал чем-то вроде крошечной страны — этакий Израиль, со всех сторон окруженный враждебными нациями. Недавние события только подбросят топлива в топку этого антагонизма. Противники ее детища получат в свои руки мощный довод — вот он, реальный случай, против которого они пытались всех предостеречь.