— Новый взгляд?

— Наираспоследнейший.

— Невзоров проник в суть и свойства «Кремлевской команды», и за это его убили, а после и его друга, который шел по его стопам. Когда в него стреляли, он как раз собирался доложиться своему гэбэшному начальству, — высказался Турецкий, они с Грязновым как раз накануне обсуждали сведения, выуженные из папки Ожегова.

— Или наоборот: он продался той же «Кремлевской команде» с потрохами, и его замочили хорошие «кроты», чтобы он их не выдал, — продолжал настаивать на своей точке зрения Грязнов.

— Подведем итоги: в одном вы солидарны, «Кремлевская команда», как ее ни называй, существует и Невзоров каким-то образом был с ней связан. И кто у нас кандидат номер один на роль руководителя этой структуры?

— Фроловский, — выдохнули сыщик и следователь.

— Аргументы?

— Он значится первым номером в расшифрованном списке, — напомнил Турецкий, — напротив него — самая крупная сумма… И если это действительно он, то как человек, обладающий огромной властью и информацией, способный реагировать на малейшие наши телодвижения, Фроловский представляет собой чрезвычайную опасность.

— Хм, — сказал Меркулов.

— И потом, в Турецкого час назад стреляли, — вскользь сообщил Грязнов.

— Та-а-ак, — протянул Костя. — Почему не доложились?

— Так ты сам не дал. Сразу начал про администрацию. Что там, кстати, было?

— Кто стрелял? Где? И почему ты жив? — пропустил вопрос мимо ушей Меркулов.

— Еще один сердобольный, — возмутился Турецкий, — все вы моей смерти хотите!

— В тире стреляли. Кто — неизвестно. Миллиметраж классный: чуть левее, и через Сашкину башку на звезды смотреть было бы можно.

— И как это связано с данным расследованием?

— А с чем это еще может быть связано? Других серьезных дел у меня сейчас нет. По крайней мере, таких, где подозреваемые имели бы тяги везде и всюду. Не с крыши же кирпич уронили. Это любой дурак мог бы. А в милицейских подвалах, в присутствии самого врио начальника МУРа — это особая, редкая наглость нужна.

— А Фроловский, значит, и есть человек, обладающий той самой редкостной наглостью?

— В тихом омуте… — прокомментировал глубокомысленно Грязнов. — Я, конечно, не спец, это вот Сашка с ним коньяки распивал.

— Это странно, — задумчиво произнес Меркулов. — Фроловский не псих и не маньяк, значит, если даже почувствовал, что земля под ним нагревается, в первую очередь попробовал бы уговорить, купить, шантажировать, наконец. Что-то подобное имело место?

— Нет, — пожал плечами Турецкий. — Ты зачем нас звал-то, Костя?

— Я выяснил, что Невзоров был каким-то образом завязан на Германию. Он сотрудничал в нашем торгпредстве в Мюнхене, и прежде чем спускать собак на премьера, советую вам сначала проработать эту линию. Либо она нас выведет на того же Фроловского, либо…

— Либо выяснится, что его застрелили немецкие шпионы и диверсанты, — закончил мысль Грязнов.

— Кроме того, возбуждаем дело по факту покушения на обожаемого А. Б. Турецкого.

…Разрабатывать связи Невзорова в Германии можно было тремя способами. Напрячь старого знакомого Питера Реддвея, попросить его поделиться слухами вокруг русских в Мюнхене. Реддвей руководил специальным международным учебным центром, можно сказать, антитеррористической академией, созданной по инициативе президентов США и России и канцлера ФРГ и действующей под непосредственным контролем ООН и в контакте с НАТО. Неофициально заведение называлось «Пятый левел» — пятый уровень, и располагалось как раз в Южной Баварии, в Гармиш-Партенкирхене. Турецкий два месяца работал у Реддвея — читал лекции, сошелся с ним и даже воспользовался его обширными связями, расследуя дело о серии убийств в Российской государственной библиотеке. Связи у Реддвея действительно были более чем обширные: он фактически занимал пост, приравненный ни много ни мало к заместителю директора ЦРУ США. Иметь таких друзей всегда полезно, тем более что Питер, по классификации Турецкого, относился к категории мужиков стоящих и понимающих и был к тому же абсолютно не заносчив. Турецкий и сам неожиданно оказался Реддвею весьма полезен: тот на полном серьезе коллекционировал русские идиомы и памятники коммунально-бытовой культуры советского периода. Турецкий же, просто по праву рождения, являлся экспертом в этих вопросах.

Реддвей, конечно же, по долгу службы наверняка осведомлен обо всем необычном, скандальном, подозрительном, сомнительном… короче, любом из ряда вон выходящем.

Однако Турецкий сердцем чуял, что беспокоить по пустякам серьезного, занятого человека не стоит, пригодится еще воды напиться. Можно отправиться прямо в Москве в Министерство внешней торговли и попытаться выяснить, зачем они пользовали гения статистики Невзорова. Но эти как всегда станут отнекиваться и перекладывать ответственность друг на друга. Главное — Фроловский моментально обо всем прознает, и пока непонятно: хорошо это или плохо.

Турецкий выбрал третий путь. Он заказал разговор непосредственно с торгпредством в надежде, что там могли быть еще не в курсе (очень маловероятно, но все же) обстоятельств гибели Невзорова.

Когда ему ответили, он попросил к телефону Снегиря.

На самом деле он хотел назвать Невзорова. Там, естественно, ответят, что его в данный момент нет, тогда он, возможно, поговорит с кем-нибудь из его коллег. «Снегирь» прозвучало неожиданно, просто само собой с языка сорвалось, или интуиция сработала на уровне подсознания. Короче, на том конце провода не удивились, попросили подождать, и через пару минут к телефону подошел некто, кто сухо произнес в трубку:

— Снегирь, слушаю.

Голоса Невзорова Турецкий никогда не слышал, но этот вполне соответствовал образу интеллигента-интеллектуала с минимумом вредных привычек и спокойной совестью. Турецкий опешил, но не настолько, чтобы потерять дар речи.

— Старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры России Турецкий. Простите, не знаю вашего имени-отчества…

— А в чем, собственно, дело?

— Хотел побеседовать об одном вашем знакомом, сотруднике администрации Президента… — Турецкий сделал длинную паузу, ожидая, как проявит себя собеседник. Что происходит, он пока не понимал. Либо они ошиблись в том, что Снегирь и Невзоров одно и то же лицо, либо «снегирей» этих развелась целая стая. Снегирь-2 тоже молчал, не выдавая своего волнения ни пыхтением, ни сопением. Жаль, конечно, что нельзя взглянуть ему в лицо.

— Так кто именно вас интересует? — первым не выдержал молчания Снегирь.

— Невзоров Олег Юрьевич.

— А кто вам сказал, что мы знакомы?

— То есть вы его не знаете?

— У вас еще есть вопросы?

— А вы разве ответили хоть на один из прозвучавших?

— Извините у меня много работы. Боюсь ничем не смогу вам помочь. До свидания.