– То, что ты мне предлагаешь, бабушка, бесчестно.

– Честь и политика несовместимы, мой мальчик. Это первое, что ты должен усвоить, если хочешь править.

В коридоре послышался шум упавшего тела.

Секунду спустя в комнату ворвались десять вооруженных мечами солдат преторианской гвардии. Не успела Антония понять, что происходит, как Макрон со своими солдатами окружил ложе.

Переступая через труп умирающего на беломраморном полу часового, Калигула, как ни в чем не бывало, вошел в комнату и торжественно объявил:

– Император умер, да здравствует император!

Охваченные паникой от такого количества направленных на них мечей, в том числе и окровавленных, Антония и Гемелл не смели и пошелохнуться.

– Я не собираюсь быть таким же жестоким, как мой предшественник, – заявил Калигула, подходя к ним. – Семья – вот что для меня важнее всего. Поэтому я принял решение усыновить Гемелла. Я объявлю его в сенате своим преемником, и, когда придет час, он станет править после меня.

Антония усмотрела в этом очередное проявление его двуличности, но разве был у нее выбор, если и ей уже настало время задуматься о вечном? Подойдя к ней, Калигула протянул руку для поцелуя.

– Что касается тебя, бабушка… Император надеется, что сможет рассчитывать на твои мудрые советы.

Сердце от волнения выпрыгивало из груди старухи, когда она, пытаясь выглядеть как можно более убедительной, поцеловала Калигуле руку, после чего под взглядом потрясенного Гемелла она пала ниц перед ним и произнесла:

– Ave Caesar[30]. Я твоя покорная раба.

Иерусалим, Иудея

В то раннее утро уже было невыносимо жарко. Человек затаился в засаде. Не отрывая глаз от окна, он наблюдал за женщиной, находившейся в доме. Она мылась, не подозревая, что кто-то может подсматривать за ней через неплотно сдвинутые занавески. Несмотря на свой возраст, Анна Аримафейская все еще возбуждала желание, но человека сейчас интересовало совсем не это.

Прежде чем начать действовать, ему нужно было выяснить, с каким количеством людей ему придется иметь дело, поскольку его левая рука, висевшая на перевязи, все еще не была работоспособна. Пока он увидел на вилле одного ребенка, девушку, раба и вот эту женщину.

Иосифа Аримафейского не было.

Может быть, он все еще на заседании синедриона?

Савл достал кинжал из-под своей хламиды и посмотрел на лезвие с засохшей кровью. Судьба этой почтенной семьи теперь была в его руках. Прислушавшись, он поспешил отказаться от своих намерений: загромыхала проезжающая по соседней улице повозка. Анна повернулась и посмотрела в окно. Савл едва успел спрятаться за одним из деревьев, что росли во дворе.

Он узнал голос Иосифа.

Сквозь густую листву он видел, как тот сошел с остановившегося во дворе цизиума[31], поблагодарил возницу и направился к главному входу. Пока двуколка выезжала за ограду виллы, Савл обошел здание и вспорол брюхо сторожевому псу. Затем он выбил кухонную дверь и вошел в дом.

Когда Иосиф появился в прихожей, сын бросился ему в объятия.

– Ты видел Султана, аба? – спросил мальчик.

– Нет, а почему ты спрашиваешь?

– Обычно по утрам он всегда приходит меня будить.

– Скорее всего, твоя собака еще роется на ближайшей свалке. Кстати, а чего ты поднялся в столь ранний час?

Иосиф стал его щекотать, и ребенок засмеялся, уворачиваясь.

– Ты поиграешь со мной в ванной?

– Я пойду прилягу. Я всю ночь работал. А мама уже проснулась?

– Она прихорашивается. Это надолго!

– Да что ты говоришь…

Иосиф опустил сына на пол, и тот сразу же убежал.

Зайдя в кухню, чтобы перекусить, Иосиф почувствовал неладное.

Створка двери входа для прислуги была приоткрыта.

Непохоже, чтобы его жена могла бросить открытой дверь, выходящую на улицу. Что-то произошло… Подойдя ближе, он увидел, что дверная задвижка сорвана.

Сердце Иосифа бешено забилось, он схватил нож и прислушался.

В кухне было тихо. В столь ранний час это помещение освещали лишь солнечные лучи, поэтому мало что можно было разглядеть. Если сюда ворвался грабитель, он мог спрятаться только в кладовой.

Держа в руке свое «оружие», Иосиф осторожно стал пробираться к ближайшему встроенному шкафу… Он обошел точильный круг и резко остановился: опираясь на треногу, спиной к нему неподвижно стоял его раб.

– Авраам? – пробормотал он.

Тот никак не отреагировал.

Иосиф двинулся вперед, поглядывая по сторонам. В комнате явно, кроме него, никого не было, но когда он подошел к своему рабу, то увидел, что у него вспорот живот.

Охваченный паникой, Иосиф развернулся и завопил:

– Анна!

Но больше он не смог издать ни звука, потому что увидел искаженное ужасом лицо дочери, к горлу которой был приставлен окровавленный кинжал. И тут, в полутьме, он рассмотрел стоявшего за ней человека – это был Савл.

– Брось нож! – потребовал негодяй.

Иосиф повиновался и подбадривающе посмотрел на свою дочь.

– Аримафеец… – прошептал, улыбаясь, тарсиец. – Неужели ты и в самом деле думал, что у тебя получится спасти своих друзей, если меня лишат моей должности охранника Храма?

– Умоляю тебя, Савл, отпусти ее, и я сделаю все, что ты захочешь!

– Только не в таком порядке, – спокойно произнес Савл. – Я отпущу ее, как только ты мне все расскажешь.

– А что ты хочешь узнать?

– Ты «воскресил» Иешуа из Назарета семь лет назад. Где он скрывается в настоящее время?

– Это не я его воскресил, Савл, это – деяние Всевышнего. А я всего лишь орудие в руках Божьих.

– Так ты утверждаешь, что он воскрес после распятия?

– Да, после трехдневного пребывания в бессознательном состоянии. А теперь отпусти мою дочь.

– Не раньше, чем ты мне скажешь, где скрывается ваш «мессия».

– Его здесь больше нет. Он был среди нас в течение сорока дней, пока его Отец небесный окончательно не призвал его к себе.

– Ты считаешь, что я настолько глуп, чтобы поверить в эти россказни?

Молчание мудреца было знаком согласия.

Своим указательным пальцем Савл надавил на лезвие, приставленное к горлу его пленницы, которая полными ужаса глазами молила о пощаде.