— Так это она вписала твое имя в счет?

— Конечно. Сама знаешь, что творится в этих банках на Карибах. Большинство из них в глаза своих клиентов и не видели. Вписать чью-либо фамилию ничего не стоит.

— Но зачем она это сделала?

— Имело прямой смысл, — ответил он. — Единственный для нее способ показать зубы. Стоило мне намекнуть на обман — и она утянула бы меня за собой. Открытие общего счета подразумевает, что мы поровну поделили пирог.

— Довольно рискованный шаг с ее стороны. Ты — равноправный хозяин счета и запросто мог снять все деньги.

— Как, интересно, раз я ничего не знал об этом счете? Это же оффшорный счет. Никаких налоговых деклараций. Никаких уведомлений со стороны налогового управления.

— А банковские уведомления?

— Уверен, они отправлялись почтой на ее адрес. Возможно, в почтовое отделение где-нибудь в Катманду, до востребования. Если этот банк, «Гранд Багама траст компани», вообще рассылает какие-либо уведомления.

— Ее маленький секрет?

— Скорее ее тайное оружие, которое она могла применить, чтобы выставить меня соучастником.

— Теперь она мертва. И все выглядит так, будто это ты убил ее из-за денег.

Джек с самого начала понимал, что такой логический вывод неизбежно станет результатом разговора, однако слова Розы отозвались болью.

— Да, полтора миллиона долларов — это мотив. Раз Джесси больше нет, я становлюсь полноправным хозяином счета.

— Убийство соучастника. Так все это выглядит.

— Думаешь, эта версия пройдет? Что я убил ее ради денег?

— Ну, со мной не пройдет.

— Спасибо и на этом. Но ты не жюри присяжных. Нет, честно, что ты думаешь?

— Думаю, не стоит забегать вперед. Полегоньку, потихоньку. В данный момент у нас другая проблема — налоговое управление. Самый страшный зверь бюрократических джунглей. Так что взглянем на проблему с чисто философской точки зрения.

— Надеюсь, что под словом «философия» ты не имеешь в виду великих мыслителей — Гегеля, Канта, Мора, Ларройо, Кёлера?..

— Я говорю о своей философии. О том, как лучше разговаривать с налоговиками. Расследования налоговых преступлений я отношу к отдельному классу. И собираюсь настаивать на этом, поскольку далеко не все разделяют эту точку зрения.

— Любопытно.

— Вот тебе прекрасный пример. Допустим, ты собираешься выступить свидетелем на слушаниях и я должна подготовить тебя к перекрестному допросу.

— Знаю я эту процедуру. Отвечать только на поставленный вопрос. Не выдавать никакой лишней информации. Если на вопрос можно ответить «да» или «нет», отвечать именно так, не иначе.

— Правильно. — Она покосилась на наручные часы Джека и спросила: — Знаешь, который теперь час?

— Роза, я прекрасно осведомлен обо всех этих играх. Я должен отвечать только на поставленный вопрос. А потому, раз ты спросила так, я должен ответить: «Да, я знаю, который теперь час». Это давным-давно всем известно, и лично я где только об этом не читал. И в журнале «Законы Лос-Анджелеса», и в «Западном крыле», и в «Практике законодательства». И даже, если не ошибаюсь, целых два или три раза в журнале «Закон и порядок».

— Пусть по телевизору дают неверные ответы.

— Не понял?

— Вы уверены, что ваши часы точные?

— Сам их ставил.

— И уверены, что они показывают верное время? С точностью до секунды?

— Ну, вряд ли с точностью до секунды.

— Представь, что ты стоишь у Вестминстерского аббатства и смотришь прямо на Биг-Бен. Если кто-то спросит, который час, откуда тебе знать, что Биг-Бен показывает точное время?

— Я никак не могу этого знать.

— Вот именно! Правильно. Если только ты не сам Господь Бог. Так как же надо ответить на вопрос: который теперь час?

Джек призадумался, потом ответил:

— Не знаю.

— Ты все понял, друг мой. Именно в таком духе и будешь разговаривать с налоговым управлением.

Джек не ответил, но подумал, что подобная тактика несколько вызывающая. В дверь постучали, заглянула секретарша Джека.

— Тебя к телефону, Джек.

— Попроси перезвонить сюда.

— Сказали: по личному делу.

Очевидно, Синди, подумал Джек. Извинился и прошел следом за секретаршей в свой офис.

— Это не Синди, — сказала она. — Это твой бывший босс.

— Шейфиц?

Она кивнула. Джерри Шейфиц возглавлял отдел в генеральной прокуратуре США и был некогда наставником Джека. А Мария, секретарша, работала у него еще с тех незапамятных времен и потому была знакома с Шейфицем.

— Чего он хотел? — спросил Джек.

— Не знаю. Я сказала, что ты на совещании. Он заявил, что дело срочное, и настоял, чтобы я позвала. И с еще большей настойчивостью просил не упоминать его имени при Розе.

Джек вошел в кабинет один и затворил за собой дверь. Секунду смотрел на мигающую кнопку телефонного аппарата, затем взял трубку.

— Как поживаешь, Свайтек?

Джек выдавил улыбку. Они были старыми друзьями, но долгая работа на правительство неизбежно оставляет отпечаток на людях и, в частности, заставляет называть друзей по фамилиям.

— Ничего, сейчас получше, Шейфиц. Должен сказать ты позвонил в весьма неурочный час, что странно даже для старого друга.

— Это не случайно. Надеюсь, ты уже знаешь. Но все-таки решил на всякий случай уверить тебя в том, что к конфискации твоих компьютеров я не имею никакого отношения.

— Действительно, мог бы и не говорить.

— Уточняю: за этим никто из наших во Флориде не стоит.

Сердце у Джека екнуло.

— Выходит, распоряжение поступило из Вашингтона?

— От сил по борьбе с организованной преступностью. — Произнося эти слова, Шейфиц с трудом подавил вздох.

— Они что же, считают меня членом мафии?

— Не могу знать, что они там считают.

— Кто за этим стоит?

— Сэм Дрейтон. Большая шишка, но я только что так на него орал, что самому тошно стало. Ночные обыски, конфискации — так нельзя обращаться с прокурором, пусть даже и бывшим.

— Как-нибудь справлюсь, с Божьей помощью, — сказал Джек. — К чему тебе наживать из-за меня неприятности?

— Я никому дорогу не перебегаю. У меня всего одна забота — организовать тебе встречу.

— Встречу?

— Не знаю каким образом, но ты вписываешься в схему Дрейтона. Пока не могу сказать, как именно, но мне удалось убедить Дрейтона в том, что чем скорее вы встретитесь, тем лучше. Негоже с его стороны обращаться с тобой как с закоренелым преступником.