— Как я уже ранее говорил — признаний. Нас интересует происхождение денег и предметов роскоши, которые обнаружили в ваших особняках. Кроме того, в ходе анализа деятельности нашего учреждения за последние годы было обращено внимание на серию несчастных случаев, расследование которых было закрыто вашим личным распоряжением.

— Ха! Так вы хотите повесить на меня убийство Путилова? — холодно поинтересовался Троицкий.

— Зачем нам на вас что-то вешать? — с мягкой, доброй улыбкой произнес Клим Егорович. — Одной этой папки достаточно, чтобы Император подписал приказ о вашей казни. Впрочем, убежден, что стезя добровольно-принудительной помощи нашим медикам не избежит и ваших ближайших родственников. Например, жены и детей. Ведь глупо предполагать, что они были не в курсе многих ваших дел. Но ведь не донесли. А значит — покрывали ваши злодеяния. Сколько вашим детям лет? Вот то-то же. Они уже давно не малыши. Вам моего ответа достаточно?

— Путаете… — усмехнулся Троицкий.

— А вы не верите? — с невозмутимым лицом заявил Клим Егорович.

— Почему же? Верю. Вы выполните приказ, даже не поморщившись. Боже… с кем я работал! Палачи!

— Поюродствовали? А теперь давайте перейдем к делу. Вот записка Михаила Прохоровича за личной визой Его Императорского Величества.

— Я рад за Кривоноса. Раньше он и мечтать о подобном не мог, — скривился Троицкий.

— Яков Николаевич, вы же любите своих детей и не желаете им зла? Ведь так?

— Согласно законам Российской Империи по указанной вами сумме нетрудовых доходов… в общем, и меня и всех моих близких ждет долгая и мучительная смерть.

— Его Императорское Величество по прошению Михаила Прохоровича заменит наказания более мягкими для вас и ваших близких.

— Насколько мягкими?

— В случае если вы будете сотрудничать со следствием в полном объеме, не стремясь ничего утаить, и дадите исчерпывающие ответы по всем интересующим нас вопросам, то вас с женой расстреляют. Детям дадут лет по пятнадцать исправительных работ с последующим разжалованием в мещан и с поселением на новых землях.

— В новых землях? — скептически переспросил Яков Николаевич Троицкий. — Вы хотите их поселить где-нибудь в пустынях Намибии?

— Этого я не знаю. На момент освобождения их дело будет рассмотрено в общем порядке. Где будет нужда в поселенцах, туда и отправят. Согласитесь — это лучше расстрела. Там у ваших детей хотя бы будет шанс выжить. Им, конечно, реабилитироваться уже не удастся, но ваши внуки, возможно, смогут вернуть себе приличное положение в обществе. Если, конечно, уродятся толковыми и будут самоотверженно трудиться.

— Хорошо. Что касается остальных родственников?

— В зависимости от степени вины. Но от НИИ медицины они будут защищены все. Вас это интересует?

— Расстрел? — улыбнулся Троицкий. — Почему я должен вам верить?

— У вас нет выбора.

Яков Николаевич Троицкий задумчиво пожевал губы, рассматривая зеленую лампу, сквозь торшер которой пробивались мягкие лучи света. Лампа накаливания пару лет назад начала свое победное шествие по России, стремительно вытесняя другие способы бытового освещения в государственных учреждениях. Потом поднял уставшие глаза на Клима Егоровича:

— Хорошо. Я согласен. Что вы хотите узнать?

— Почему вы пошли на сговор с месье Алоизием Латыниным?[51]

— Его жена сдружилась с моей Анной. Они часто встречались. Как вы понимаете, нам на подобных посиделках тоже приходилось присутствовать. Стали потихоньку общаться. В одну из посиделок я в шутку спросил его, кто портит ему жизнь. Он ответил. Я, также в шутку, пообещал подумать, как эту проблему решить. Чего по пьяному делу ни скажешь? — усмехнулся Яков Николаевич. — В общем, забыл о том разговоре. Но он не прошел бесследно, потому как после несчастного случая с Николаем Ивановичем Алоизий принес мне в кофре очень неплохую сумму денег. И тогда я подумал: «А почему бы и нет»? Присвоил себе работу случая и принял деньги.

— То есть вы утверждаете, что не причастны к смерти Путилова?

— Да. Расследуя обстоятельства того дела, я был особенно внимателен, поскольку имел в нем и личный интерес и убедился, что там было лишь стечение обстоятельств, не более.

— Остальные заказы вы принимали также по пьяному делу?

— Нет. Оценив ход расследования по делу о гибели Путилова и реакцию Его Императорского Величества, я понял, что сумею выдавать за подобные несчастные случаи и настоящие покушения. Да и сумма была весьма неплоха. Так что я решил рискнуть. В дальнейшем Алоизий приходил ко мне в гости с кофром и просил за того, кто каким-то образом ему мешал. Лишних вопросов я не задавал, просто узнавал имя, место работы и пересчитывал деньги.

— Кто непосредственно работал по этим вопросам?

— Группа Дмитрия Быкова.[52]Он мне много чем обязан, а потому держал язык за зубами и работал чисто. А я с ним делился деньгами, благо, что суммы там были очень солидные.

— Почему вы вообще согласились на предложение Алоизия?

— Что вы хотите услышать? Как я понимаю, жадность вас не устраивает?

— Нет. Рыцарь Красной Звезды, начальник Имперской контрразведки. Нет. Вы слишком многим рисковали ради довольно умеренных денег. Жадность в нашем случае исключена в принципе. Не потеряли же вы рассудок?

— Рассудок? Видимо, потерял.

— И все-таки, что послужило причиной столь непонятного поведения? В вашем положении идти против Его Императорского Величества не только безумство, но и глупо. У вас было все. Деньги. Положение в обществе. Уважение. Власть. Зачем?

— Уважение… — горько усмехнулся Яков Николаевич. — Понимаете, моя мать происходит из старого рода польской шляхты. Вы же знаете. В деле это должно быть написано.

— Шляхта? И какое она имеет отношение к делу? Вы ведь даже не поддерживали контактов с какими-либо ее представителями в эмиграции, да и в антиправительственных выступлениях не участвовали.

— Несмотря на успешную карьеру в Российской империи моя кровь не позволяет мне забыть то, что Его Императорское Величество сделал с моим народом. Вы понимаете? Он ведь уничтожил польскую культуру, польский народ. Даже фамилии у новорожденных, и те записывались новые, переложенные на русский лад. Да и с именами не лучше. Наша вера, наша самобытность, наша гордость — все было им растоптано и превращено в прах. Как вы думаете, ненависть и жажда мести — это сильный повод и отличная причина, чтобы упорно трудиться годами, а то и десятилетиями?