— Норвежцы будут «счастливы».

— А что вы предлагаете? Взять всю вину на себя? Тем более что моя версия очень близка к тому, что произошло на самом деле.

— Хорошо… — Гладстон задумался. — Вы уже решили, как будете выкручиваться в шведском Риксдаге?

— Да. После того как в Греции произошло восстание и установилась диктатура генерала Попандопуло, Георг Глюксбург был вынужден бежать на родину — в Данию. Таким образом, у Кристиана IX кроме наследника — Фредерика,[48]сейчас в наличии два совершеннолетних, абсолютно лояльных нам и не пристроенных к делу сына: Георг[49]и Вальдемар.[50]

— То есть если я верно вас понял, то вы собираетесь разыграть карту Pan Scandinavica? — переспросил Гладстон.

— Совершенно верно. Я хочу предложить обоим парламентам — норвежскому сейму и шведскому Риксдагу — выбрать новых правителей. А потом объединить их в ту или иную форму унии. Образование будет насквозь искусственным, но благодаря нашим усилиям оно продержится пару десятилетий, чего за глаза хватит для решения проблемы Датских проливов в случае войны с русскими.

— Вы считаете, что это реально? — спросил, оценивающе смотря на Примроуза, Гладстон.

— А у них банально просто нет никаких вариантов…

— Мне кажется или я от вас совсем недавно слышал что-то аналогичное?

— Кто же знал, что Оскар окажется окружен настолько безалаберными людьми?

— Что мешает Георгу и Вальдемару окружить себя такими же?

— Мы, сэр. Я приложу все усилия к тому, чтобы их окружали наши люди.

— Будем надеяться, что у вас получится. — Гладстон отвернулся к окну и с минуту смотрел на восход солнца. — Что с русским Императором?

— Он, по всей видимости, паникует у себя в Москве. Нежелание терять контроль над Швецией привело к первым полетевшим головам. Сняли с должности и арестовали Якова Николаевича Троицкого, бывшего начальника Имперской контрразведки. Поговаривают, что воскрес Владимир Шухов, бывший первый заместитель наркома транспорта и путей сообщения и большой любимец покойного Путилова. Впрочем, мои люди считают, что это провокация, Шухов мертв, а вместо него публике показали его двойника.

— Не нравится мне все это… — задумчиво произнес Уильям. — Не вовремя Александр стал просыпаться… очень не вовремя. Как поживает наш общий друг'?

— Вы имеете в виду Сидни Шоу?

— Да, сэр. Именно его.

— Он залег на дно.

— Хорошо. Арчибальд, — Гладстон говорил, продолжая смотреть в окно, — вы знаете, что я вас не люблю. Но если провернете эту операцию со Скандинавией, я начну уважать. Вас ждет первый серьезный бой с русской разведкой. Не уверен, что вы его переживете, но очень на это надеюсь. Несмотря на вашу самоуверенность и заносчивость мы делаем одно дело, и я не желаю вам зла. Будьте осторожны. Да, возможно, норвежцы сами оказались разгильдяями, но моя интуиция мне подсказывает иное.

— Вы думаете, что этот взрыв и пожар — хорошо проведенная диверсия русских? — Гладстон повернулся и прямо взглянул Арчибальду в глаза, после чего медленно произнес:

— Убежден.

Интерлюдия

Его Императорскому Величеству. Лично.

Операция «Айсберг» проведена успешно. Потерь в личном составе нет. Непредвиденных ситуаций не возникало.

Майор Имперской разведки Владимир Николаевич Ковалев.

Спустя неделю. Москва. Главное управление Имперской контрразведки. Одна из комнат для допросов

— Яков Николаевич, — следователь смотрел на своего бывшего начальника с плохо скрываемой жалостью. — Вы же не хуже меня знаете, что отпираться нет смысла.

— Отпираться от чего? Мне не в чем признаваться! Я честно трудился на благо Его Императорского Величества и России. За что меня арестовали? Император вообще в курсе того, что вы здесь творите?

— Мы же много раз вам говорили…

— Я вам не верю!

— Яков Николаевич, вы же знаете, что любое терпение имеет предел. Если вы не прекратите препираться, то будет дан приказ на… — следователь скривился, демонстрируя свою неприязнь к тому, чем ему придется заниматься. — Как думаете, долго вы продержитесь?

— Будете бить? — с плохо скрываемым отвращением спросил Яков Николаевич.

— Боюсь, что к вам применят особые методы. — Бывший начальник Имперской контрразведки побледнел и внутренне как-то поджался. Потому как отлично знал, что под этими методами подразумевалась интенсивная психологическая ломка человека. Самый гадкий момент заключался в том, что умереть было нереально. Тихо, не спеша, шаг за шагом, хорошо подготовленные специалисты, натасканные еще во времена польской кампании, сминали любые проявления воли у того бедолаги, что попал под пресс. Причем внешне это никак не проявлялось. Человек как человек, только уставший и очень испуганный.

Яков Николаевич попытался что-то возразить, но не смог. Лишь рот беззвучно открылся несколько раз.

— Вот видите. Вы отлично понимаете, что вас ждет, в случае если вы откажетесь сотрудничать со следствием. Рано или поздно мы узнаем все. Понимаете? — Следователь был предельно вежлив и сдержан. Допросы шли уже неделю. Тихие, аккуратные и тактичные. С первого взгляда даже и не скажешь, что за Троицкого взялись основательно. Но он сам отлично понимал, что в его ведомстве ничего просто так не делают.

В дверь постучался и вошел поручик. Положил на стол папку и, шепнув на ухо следователю несколько слов, удалился из кабинета. Быстро просмотрев бумаги…

— Так-с, — чуть ли не потирая руки от удовольствия, сказал Клим Егорович. — Вот видите, как все упростилось… Это акт обыска вашего московского особняка и нижегородской резиденции. И, судя по тому, что сотрудники вашего бывшего ведомства смогли найти, проблемы теперь не только у вас, но и у всех ваших ближайших родственников. К актам прилагается калькуляция стоимости имущества, в том числе предметов роскоши, и справка о доходах за последние десять лет. Вам озвучить сумму, которая является традиционно интересной для нашего ведомства?

— Озвучьте, — уже намного спокойнее сказал Троицкий. Впрочем, Клим Егорович просто положил перед Яковом Николаевичем последнюю страницу калькуляции, предоставив возможность самому все прочитать. Троицкий отреагировал далеко не сразу, перечитывая несколько раз этот клочок бумаги, который пахнул на него леденящим ужасом смерти, причем не личной, а куда более жуткой — такой, при которой с тобой в Лету уходят все близкие тебе люди. После последнего прочтения он на несколько секунд завис, а в его голове пронеслась мысль: «Конец! Это конец… так глупо…» После чего поднял глаза на следователя и спокойно спросил: — Что вы от меня хотите?