Боже… почему ей не рассказывали, что может быть так хорошо?!

Разум ее полностью отключился, когда он стал трогать ее там, где никто и никогда прежде. Ее корсет беспомощно упал на пол, в то время как его рука проникла в ее лиф под сорочку. Он стянул всю эту бесполезную ткань вниз, подставляя ее обнаженную грудь утренним лучам солнца. Он прислонил ее к столу, бедрами она оперлась о его край. Она беспомощно приоткрыла рот, чтобы остановить его… чтобы спросить… или попросить не останавливаться. Затем губы его сомкнулись на ее томящемся от напряжения соске, и волна счастья, накрывшая ее, смела на своем пути все слова и возражения.

Он приподнял ее и посадил на стол, отшвырнув в порыве страсти стул, который чудом устоял. Припав губами ко второй груди, он продолжал мять первую своей сильной рукой и теребя большим пальцем ее набухший упругий сосок. Она с трудом дышала, захлебываясь в бушующем внутри урагане чувств, который смешал мысли и распалил огонь желания. Господь всемогущий, она страстно его хотела… нуждалась в нем… Боже, помоги! Если этот мужчина не прекратит эту сладостную пытку…

Он собрал юбки ее платья, приподнимая их вверх. Его рука проникла под подол, скользнула по чулкам и наконец добралась до чувствительной кожи бедер. Она задержала дыхание, приоткрыла глаза и посмотрела на него. Губы его ласкали по очереди то один сосок, то другой.

Он встретился с ней взглядом и, неотрывно глядя ей прямо в глаза, скользнул рукой в ее лоно между ног.

У нее перехватило дух. Должно быть, сердце остановилось. Но тут он коснулся ее самого сокровенного места, и сердце оглушительно забилось вновь.

Ее тело сотрясала дрожь, она раздвинула навстречу ему дрожащие ноги, готовая его принять. Все это время он неотрывно смотрел на нее, играя с ее интимными складочками так искусно, что она таяла в его руках, словно масло.

— А вот и ты, — прошептал он, бережно поглаживая ее пальцем. — О, Миранда, ты само совершенство. — Он припал к ее губам и одновременно легонько надавил пальцами на клитор. Она застонала, когда он осторожно проник внутрь нее пальцем.

Она выгнулась дугой навстречу ему, закрыв глаза от наслаждения. Он крепко держал ее, неглубоко вводя и выводя палец. И тут палец его изогнулся и коснулся того особого места, отчего она увидела звезды сквозь закрытые веки. Он целовал ее то в губы, то в грудь. Она ощущала себя совершенно растерянной, уже не узнавая собственного тела, которое жило новой, доселе неведомой ей жизнью, и жадно требовало наслаждений, — и все же это было ее тело.

Напряжение, невероятное напряжение. Все пульсировало, изнывало. Она отчаянно неслась навстречу чему-то неведомому.

— Пожалуйста, — прошептала она. Потом повторила это еще и еще.

— Да, моя милая девочка. Да, ты хочешь этого.

Потом он сделал что-то такое — может, повернул руку, а может, просто шевельнул пальцем, — но ее тело взорвалось на миллионы кусочков прямо там, в столовой, среди чашек и китайского фарфора.

— Хорошая девочка, — сладко прошептал он. — Очень хорошая.

Она еще некоторое время пребывала в этом состоянии блаженства, то ли парила в небе, то ли качалась на волнах. Наконец спустя несколько минут — или часов? — размеренное биение сердца вернуло ее к реальности. Она открыла глаза, жмурясь от солнечного света, бьющего в окна столовой.

— Ты невероятно красива, Миранда. — Он коснулся ее волос, щеки, провел пальцем по шее, спускаясь к груди, которая все еще была обнажена для него. — Ты поистине великолепна в своей страсти, моя амазонка.

— Никто мне раньше так не говорил. — Голос ее звучал хрипло, непривычно. Дрожащей рукой она коснулась его темной густой шевелюры — ей так давно хотелось это сделать. — Никто не говорил, что бывает так хорошо.

— Бывает даже лучше. — Он нежно поцеловал ее в губы. — Это было только начало, моя милая. Ты испытала лишь десятую долю наслаждения, что ждет тебя впереди.

— Ты… мы? — Она приподнялась на локтях, чтобы посмотреть на него всего и одновременно боясь того, что может там увидеть. Но он был полностью одет, в то время как в ее одежде царил полнейший беспорядок. — Так ты не…?

— Ты все еще невинна. — Он иронично усмехнулся, его темные глаза насмешливо блестели, в них плескалось желание. — Дама не должна расставаться с девственностью на обеденном столе. Я склоняюсь к более романтичной обстановке.

— О боже!

Расстаться с девственностью? Что она наделала? Она попыталась сесть, и он, как настоящий джентльмен, ей помог.

— Это только начало, моя милая. Теперь, когда ты здесь, со мной, мы можем заниматься этим и еще многими другими вещами в любой момент, когда захотим.

От этих слов в ее душу закралось смятение. Что на нее нашло? О чем она только думала? И думала ли вообще?

Она начала опускать подол вниз. Он помог ей, разглаживая смятый муслин, чтобы полностью ее прикрыть. Она тщательно оправила сорочку, натянула поверх лиф платья, приводя одежду в подобающий вид. Без кружевной отделки декольте выглядело слишком глубоким для утреннего наряда, но с этим уже ничего нельзя было поделать. Он и так уже видел все, что она от него прятала.

О добрый, всемогущий Господь Бог! Тадеуш был прав. С Вайльдхевеном она действительно рисковала потерять сердце — и не только сердце.

Она попыталась спуститься вниз, и снова он поспешил ей на помощь, обхватив ее за талию и сняв со стола. Стоило ее ногам коснуться пола, как он тут же попытался заключить ее в свои объятия. Но не тут-то было — она остановила его на расстоянии вытянутой руки, уперев ладони ему в грудь.

Он ухмыльнулся и опустил руки ей на талию.

— Что, голова закружилась?

— Нет, просто я возмущена, — заявила она и с силой его оттолкнула.

Он шагнул назад, выпуская ее из рук.

— Это что, очередное помрачение?

— Нет, помрачением было все это, — возразила она, жестом указывая на стол. — Я же говорила, что не собираюсь с вами спать, Вайльдхевен, и говорила это серьезно.

Он хитро прищурился.

— Что означают эти ваши игры, Миранда?

— Никаких игр. — Она скрестила руки на полуприкрытой груди, до сих пор чувствуя себя обнаженной, несмотря на одежду. — Я уже говорила, что есть грань, которую я никогда не преступлю. Сегодня утром я оказалась в опасной близости от нее. Слава Богу, я вовремя прислушалась к голосу разума.

— Вы так считаете? — Она ожидала от него вспышки гнева, но вместо этого он улыбался — хищной, мужской улыбкой, которая одновременно завораживала и пугала. — Миранда, дорогая, я мог лишить вас вашей девичьей чести прямо здесь. И вы бы ничего не имели против.

Щеки ее запылали, но она не отступила.

— Я бы стала сопротивляться.

Он от души расхохотался.

— Вы были бы только рады. Посмотрите правде в глаза, Миранда. Вы без колебаний отдались мне прямо здесь, на обеденном столе.