В лагере Филипп беседовал с монгольским и армянским послами, прибывшими после смерти Людовика. Похоже, что из этих переговоров ничего не вышло. Цель, которую преследовали эти посланники, похоже, была плохо определена. Узнав о смерти Людовика при высадке, они два дня оставались на берегу, прежде чем добрались до лагеря и когда Филиппу III сообщили об этом, он приказал их встретить и принять как можно роскошнее[171].

Филипп также озаботился вопросами, связанными с его возможной смертью. 2 октября он составил два акта по этому поводу. В одном из них он поручает опеку над своими детьми и управление королевством своему брату, графу Алансонскому, при содействии регентского Совета. Другим было его первое завещание, документ первостепенной важности, поскольку он проливает свет на душевное состояние, в котором оказался новый король через несколько недель после смерти отца. Его преданность программе и идеям отца видна в каждой строчке. Филипп предписывает, что долги его отца и его собственные долги, как за границей, так и во Франции, должны быть урегулированы, расследования, начатые его отцом, должны быть продолжены и все распоряжения, принятые им, должны быть соблюдены. Король завещал 20.000 турских ливров Святой Земле, 3.000 турских ливров должны были быть распределены между его придворными, 10.000 турских ливров были зарезервированы для раздачи бедным и для приданного бедным девушкам, которые должны выйти замуж. Более любопытное и, возможно, более личное упоминание касается выделения 2.000 турских ливров на восстановление ущерба, нанесенного в местах, где он обычно бывал, что является первым свидетельством известного пристрастия к охоте, которое Филипп разделял с королями и рыцарями своего времени[172].

Армия Карла Анжуйского

25 августа король Сицилии высадился на тунисском побережье с небольшой армией. Его сын, 16-летний принц Салерно, сопровождал его, как и несколько великих французских баронов, которые помогали ему в завоевании Сицилийского королевства в 1265 году. Так Роберт де Бетюн, женатый на одной из дочерей Карла, встретился, в лагере армии крестоносцев, со своим отцом, Ги де Дампьером, графом Фландрии. Балдуин де Куртене, император Константинополя, изгнанный из своей столицы в 1261 году Михаилом Палеологом, также последовал за королем Сицилии в Тунис, где у него в лагере крестоносцев было много родственников и друзей, начиная с Филиппа III[173]. По крайней мере, три представителя рода де Монфор, которые очень любили приключения, входили в близкое окружение Карла Анжуйского. Симон IV, сеньор де Монфор-л'Амори, был наиболее известен, поскольку стал лидером Альбигойского крестового похода и возведен в титул графа Тулузского и герцога Нарбонского. Но его брат Ги поселился в Святой Земле, где стал регентом графства Сидон, одного из главных городов, удерживаемых христианами. В Тунисе внук этого Ги, Филипп, сеньор де Кастр, и сын последнего, Жан, были в свите Карла Анжуйского, как и их кузен Симон Младший, граф Авеллино. Последний был внуком лидера Альбигойского крестового похода, а его отец, другой Симон, сделал карьеру в Англии, где он бросил вызов королевской власти, возглавив восстание баронов против Генриха III. При Кале Анжуйском были и другие французские знатные сеньоры. Все они были обязаны своим состоянием королю Сицилии, как Жан Брито, сеньор из Шампани, получивший звание коннетабля Сицилии, или Адам Морье, получивший звание маршала Сицилии. Из великих офицеров Сицилийского королевства за Карлом последовал магистр арбалетчиков Раймунд Изард. Некоторые сеньоры из Иль-де-Франса или графств Анжу и Мэн, владений Карла во Франции, также приехали в Тунис, хотя неизвестно, прибыли ли они из Сицилии или уплыли из Эг-Морт. Упоминаются имена Жака де Бурсона, Эрве де Шевреза, Дю Плесси-Масе и Гийома де Сие.

Поэтому прибытие анжуйской армии стало поводом для воссоединения королевской семьи. Король Франции, его два дяди Альфонс и Карл, его брат Пьер, его двоюродные братья Карл, принц Салерно, и Роберт, граф Артуа и дальний кузен Балдуин де Куртене, потомок Людовика VI, собрались в одном месте. В свитах принцев, элите обеих армий, было то же самое. Коннетабль Сицилии Жан Брито был одновременно и хлебодаром Франции и таким образом принадлежал к придворным короля Франции, также как короля Сицилии.

При завоевании Сицилийского королевства Карл Анжуйский опирался на активную поддержку провансальской знати, и Бертран де Бо и Фульк де Пюи-Ришар последовали за своим графом и королем в Тунис. Наконец, сеньоры из Сицилийского королевства, вероятно, также присутствовали в свите Карла, но их число трудно оценить, а графы Ачерра и Лорето, возможно, были самыми важными из них.

Карл Анжуйский взял с собой и духовных лиц, таких как Жоффруа де Бомон, его канцлер, и Гийом де Фаронвиль, декан Орлеанского капитула и постоянный участник дипломатических миссий.

Что касается пеших воинов в армии Карла, то они, похоже, были не очень многочисленны. В то время было принято, чтобы коннетабль и маршалы получали плату за каждого воина в армии. Жан Брито, коннетабль Сицилии, получил всего 25 парижских ливров за 500 арбалетчиков и даже если предположить, что были и другие пешие сержанты, не похоже, чтобы Карл прибыл со всей своей мощью. Несколько сотен рыцарей и оруженосцев, несколько сотен пеших воинов: это примерно все, что смог собрать король Сицилии для своего похода в Тунис. 3 октября 1270 года король Сицилии попросил одного из своих офицеров на острове нанять 300 опытных моряков, выдать им месячное жалование и отправить к нему, а 31 октября следующего года все еще шли разговоры о 500 моряках, которые должны были пополнить армию и чье жалование будет выплачивать архидиакон Палермо, француз Жан Дю Мениль[174].

Возобновление боевых действий

Однако необходимо было подумать о продолжении операций. Разумеется, после смерти Людовика крестоносцев больше некому было удерживать в Тунисе. Тем не менее, нужно было найти способ спасти то, что можно было спасти. Насколько можно судить, план Карла Анжуйского был довольно прост: нанести удар, а затем начать переговоры и как можно быстрее покинуть Тунис. Первым шагом было заставить армию противника вступить в битву — то, что она всегда отказывалась делать. В письме, которое он написал несколько недель спустя Пьеру де Монбрену, апостольскому камергеру, король Сицилии сообщал, что летом все берберские вожди собрались, чтобы прийти на помощь Аль-Мустансиру, "со своими верблюдами, [несущими] своих идолов и призывающими имя Мухаммеда". И теперь, когда он сам прибыл в Тунис, настало время для решающей битвы[175].

Все еще больной, Филипп III попросил своего дядю подождать до полного своего выздоровления, прежде чем вступать в сражение. Но терпение не было добродетелью Карла, и то немногое, что он имел в этой области, подверглось испытанию наскоками, которые ифрикийцы умножили, верные тактике, которая доказала свою ценность с момента прибытия крестоносцев. Примат отмечает, что король