Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Удостоверение личности! — потребовала Джейн.
— Джени, — обратился к ней отец. — Брось ты это!
Сэнди безропотно достала бумажник и показала свои водительские права.
— А что мы такого сделали? — Она подозрительно взглянула на Фрэнка. — Что ты натворил?
— Чушь какая-то! — только и выговорил он.
— И когда эта чушь прекратится, а? — наседала на него Джейн. — Когда же ты наконец образумишься?
— Не твое собачье дело.
— Да неужели! Она сейчас сидит в моей квартире и, наверно, слезами обливается. И все потому, что твоя проклятая ширинка нараспашку.
— Она? — снова удивилась Сэнди. — О ком речь?
— И после тридцати семи лет совместной жизни ты променял ее на эту потаскуху?
— Ничего ты не понимаешь, — стоял на своем Фрэнк.
— О, я прекрасно все понимаю.
— Ты даже представить не можешь. Вкалываю всю жизнь как проклятый, белого света не вижу. А кто-то только стряпать и умеет. Мне уже шестьдесят один год — и что я имею? По-твоему, нельзя хоть раз в жизни порадоваться?
— Думаешь, у мамы много радостей?
— Это уже ее трудности.
— И мои тоже.
— Да, только я здесь ни при чем.
— Ой, — снова заговорила Сэнди, — так это твоя дочь? — Она посмотрела на Джейн. — Ты же сказала, что ты коп.
Фрэнк вздохнул.
— Да, она у нас коп.
— А ты знаешь, что ты разбил ей сердце? — продолжала Джейн. — Или тебе все равно?
— А как насчет моего сердца? — вмешалась Сэнди.
Джейн даже не обратила внимания на блондинку: она глядела на Фрэнка в упор.
— Я не узнаю тебя, папа. Раньше я тебя уважала. А теперь — посмотри на себя! Какой ты жалкий, просто ужас! Стоило этой белобрысой потаскушке повертеть задом, и ты как тот глупый кобель повел носом. Вперед, папа, трахайся!
Фрэнк пригрозил ей пальцем.
— Ну я тебе покажу!
— Думаешь, эта шлюха позаботится о тебе, когда ты заболеешь и сляжешь, а? Думаешь, станет нянчиться с тобой? Господи, да она хоть готовить умеет?
— Да как ты смеешь! — возмутилась Сэнди. — Меня жетоном не запугаешь!
— Мама простит тебя, пап. Точно знаю. Поговори с ней.
— Твои действия противозаконны, — всполошилась Сэнди. — Это чистое насилие! Полицейский произвол!
— Сейчас я тебе покажу, что такое полицейский произвол, — рявкнула в ответ Джейн. — Если ты будешь продолжать давить на меня.
— И что ты сделаешь, арестуешь меня? — вдруг стала наседать на нее Сэнди, сузив глаза до обрамленных тушью щелочек. — А ну, давай! — Блондинка изо всех сил ткнула пальцем в грудь Джейн. — Попробуй!
Дальше последовало непроизвольное действие. Джейн среагировала мгновенно, не задумываясь. Она схватила Сэнди за запястье и вывернула ей руку. Сквозь шум в ушах от притока крови она услышала, как Сэнди застонала, ругаясь. И как отец воскликнул:
— Прекрати! Ради Бога, перестань!
Дальше Джейн действовала чисто машинально: она пихнула Сэнди со всей силы, та тут же упала на колени — так Риццоли обычно обращалась с преступниками. Только на этот раз ею руководила настоящая ярость, заставлявшая Джейн сильнее выкручивать руки, стремиться причинить боль этой женщине. Унизить ее.
— Риццоли! Господи, Риццоли, хватит!
Окрик Фроста в конце концов заглушил удары ее собственного пульса. Она резко выпустила Сэнди, отступила назад и, тяжело дыша, тупо уставилась на дамочку, которая так и стояла на коленях посреди тротуара и хныкала. Фрэнк опустился на колени рядом с Сэнди и помог ей встать.
— И что, черт возьми, ты собираешься теперь делать? — Фрэнк воззрился на дочь. — Арестуешь ее?
— Ты же видел. Она толкнула меня.
— Она была расстроена.
— Она первая начала выступать.
— Риццоли! — тихо проговорил Фрост. — Может, закончим на этом?
— Я могла бы арестовать ее, — выдохнула Джейн. — Могла бы, черт ее подери!
— Ну да, — согласился Фрост. — Конечно, могла бы. Но неужели это необходимо?
Джейн тяжело вздохнула.
— У меня есть дела поважнее, — пробормотала она, развернувшись и направившись обратно к машине.
Не успела она забраться на пассажирское сиденье, как отец с блондинкой уже скрылись за утлом.
Фрост уселся рядом и захлопнул за собой дверь.
— Не надо было этого делать, — сказал он.
— Давай трогай.
— Ты как будто с цепи сорвалась.
— Ты хоть ее видел? Мой отец спутался с какой-то мерзкой дешевкой!
— Вот поэтому ты должна держаться от нее как можно дальше. Иначе вы укокошите друг дружку.
Джейн вздохнула и уронила голову на руки.
— Что я скажу маме?
— Ничего. — Фрост завел машину и отъехал от края тротуара. — Их брак — не твое это дело.
— Придется ехать домой, смотреть ей в глаза. И видеть там боль. Вот почему это очень даже мое дело.
— Тогда будь хорошей дочерью, — посоветовал он. — Пусть она поплачется тебе в жилетку. Сейчас ей это необходимо.
* * *
Что я скажу маме?
Припарковавшись рядом с домом, Джейн какое-то время сидела в машине и с ужасом размышляла о том, что будет дальше. Может, не говорить ей о том, что случилось сегодня? Ведь Анжела и так знает, что отец встречается с Золотой Ретривершей. Так зачем бередить ее рану? Зачем унижать еще больше?
«Будь я на ее месте, мне бы хотелось знать все. И очень бы не хотелось, чтобы родная дочь от меня что-то скрывала, как бы больно это ни было».
Джейн вышла из машины, все еще раздумывая, что же сказать матери, хотя понимала: на что бы она ни решилась, вечер все равно будет испорчен, и вряд ли какое-нибудь слово или дело способно облегчить мамины страдания. Будь хорошей дочерью, как сказал Фрост, пусть она поплачется тебе в жилетку. Ну что ж, это вполне в ее силах.
Поднимаясь по лестнице на третий этаж, она чувствовала, что с каждой ступенькой ей становится все тяжелей идти, и мысленно проклинала мисс Сэнди Хаффингтон, перевернувшую всю их жизнь вверх дном. «Уж теперь-то я не спущу с тебя глаз. Попробуй только перейти дорогу в неположенном месте, я буду тут как тут. Не заплатишь штраф за нарушение правил стоянки? Что ж, пеняй на себя. Если мама не может дать сдачи, уж я-то, черт возьми, могу». Она вставила ключ в замок свой квартиры и вдруг оторопела, прислушавшись к доносившемуся из-за двери голосу матери. К ее смеху.
«Мама?»
Открыв дверь, она учуяла запах корицы и ванили. И тут услышала другой смех, до боли знакомый. Мужской. Она прошла на кухню — и увидела отставного детектива Винса Корсака: тот сидел за столом с чашкой кофе в руке. Перед ним стояла огромная тарелка с сахарным печеньем.