К тому времени, как они добрались до противоположной стороны площади, толпа немного поредела. Рыжий сидел под стеной – помятый, в растерзанной куртке без пуговиц, но кудлатый темный парик никуда не делся.

– Ты в порядке? – присев перед ним, спросил Тейзург, в то время как гнупи соскочил на землю и зажег меж сложенных ладошек шарик-светляк.

– Да.

– По тебе не скажешь.

– На свою рожу посмотри, – огрызнулся Крысиный Вор.

– Моя рожа – плод вдохновенных трудов перед зеркалом, а ты похож на бедного сироту, которого злые люди выгнали из дома, так и хочется кинуть тебе медяк на пропитание.

– Я ничего не смог сделать, – пробормотал рыжий с таким надрывом, точно у него что-то ценное отобрали.

Шнырь не понял, о чем он, но злорадно выпалил:

– Вот и поделом тебе за мою крыску, на крышу беззаконно заброшенную!

А господин, сгребши собеседника за отвороты куртки, порванной и залитой кровью – не иначе из расквашенного носа – участливо осведомился:

– У тебя нет сотрясения? Ребра целы?

– Я же сказал, в порядке.

– Это не может не радовать!

И к несказанному восторгу Шныря отвесил крысокраду оплеуху, а потом и вторую, придерживая за куртку, чтобы тот не треснулся о кирпичи затылком.

– Так тебе и надо, так тебе и надо! – мельтеша вокруг них, твердил гнупи.

У рыжего опять потекла из носа кровь, и он произнес потерянным голосом:

– Все, что у меня получилось – это быстро убить. Через глазную впадину в мозг, который вскипел и выгорел за долю секунды. Я не пытался его освободить, он все равно не смог бы уйти. Его еще до суда так искалечили, что он протянул бы не больше восьмицы, я вчера подошел достаточно близко, чтобы все это почувствовать. Я предупреждал его, чтоб он не разгуливал в баэге и валил из города, а он не послушал.

– Если б он тебя послушал, они нашли бы кого-нибудь другого, – заметил Тейзург. – Ты ведь и сам это понимаешь, не правда ли? Шнырь рассказал, как ты заступился за Тевальда около «Штофной розы». Он был бедным подражателем – из тех, кто чувствует себя мало-мальски значительной персоной только с изысканной орхидеей в петлице. Раньше он был никем, а надев баэгу, стал кем-то, похожим на меня. Думаю, для него было бы истинной трагедией вновь стать безликой человеческой амебой – такая перспектива ужасала его больше, чем мученическая смерть за право носить баэгу. Отсюда мораль: надо самому быть изысканной орхидеей – хоть в гриме, хоть в обносках, как мы с тобой…

– И как я! – встрял маленький гнупи.

– Да, и как Шнырь. Ты меня несказанно обяжешь, если встанешь и пойдешь с нами самостоятельно, а то вчера я на месяц вперед натаскался тяжестей. Только не спрашивай, что вчера было, это слишком душераздирающая история, в стиле самых черных городских страшилок. Вставай! Нам надо убраться отсюда заодно с толпой.

– А то еще можем в этом доме спрятаться, – подсказал гнупи.

– Не годится. Лорма тут каждый угол обыщет. Не забывай о том, что она вурвана, и ваши тропки для нее открыты. Хантре, да вставай же! Разве ты не хочешь положить конец этому бездарному фарсу с Дирвеном и Шаклемонгом в главных ролях?

– А ты знаешь, как это сделать?

– Представь себе, знаю. Но расскажу не здесь и не сейчас. Идем, наконец.

Поднявшись, Крысиный Вор скривился и зашипел сквозь зубы.

– В чем дело?

Он не ответил, молча захромал рядом с Тейзургом.

– Надеюсь, не перелом?

– Ногу отдавили.

– Кости стопы целы?

– Демоны знают, – буркнул рыжий.

Еще и попытался отпихнуть господина, который обнял его, поддерживая – но потом сдался и все-таки принял помощь. Видно было, что шагать ему больно.

Двигались они медленно и помалкивали, потому что снова оказались в гуще толпы. Когда дошли до кордона, господин давай ругаться исковерканным визгливым голосом: мол-де и вместо казни показали какую-то дрянь, стоило ли ради этого на площадь ходить, больные ноженьки утруждать, и зять пьяница-негодяй, из дома тащит, в канавах ночует, и внучка-паршивка растет непослушная… Их пропустили без проволочек, еще и прикрикнули – шибче проходи, не задерживай!

Дальше людей повел Шнырь, выбирая безопасную дорогу. Без него им бы не уйти далеко в такой темени.

Погоню он почуял, когда пробирались через квартал Тысячи Зрителей. Изваянные из белого камня и вылепленные из гипса Зрители в былые времена глядели на прохожих с крыш, с карнизов, из-под балконов, из стенных ниш, с оконных арок. Дамы и кавалеры цвета лежалого снега, не сыскать среди них двух одинаковых лиц. И никто их не заколдовал, привязав навеки к старинным домам под крутыми черепичными крышами, по которым любо-дорого кататься зимой – если, конечно, ты ловкий гнупи, а не растяпа-смертный! Это всего лишь скульптуры. До недавних пор были скульптуры, пока сюда не нагрянули шаклемонговцы с приставными лестницами и кувалдами.

Гнилушечно-зеленоватые шарики плыли низко над мостовой, высвечивая россыпь обломков, чтобы спутники Шныря не запинались. Фонари не горели, их побили заодно со всем остальным.

– Здесь кто-то есть, – хрипло сказал рыжий, уставившись на щербатую стенку с темным пятном, в котором Шнырь признал засохшую кровь.

Они остановились передохнуть, потому что у ворюги болела нога, и господин его тащил, почти как Фелдо вчерашним вечером. Оба молчали, стиснув зубы, но тут Хантре заговорил – вишь ты, есть ему кто-то!

Хоть и пожирает людскую магию Накопитель, видящий вроде Крысиного Вора все равно уловит то, чего другие не заметят, поэтому провожатый навострил уши и раскинул сторожевые чары, а потом расстроено буркнул:

– Идут за нами! Кажись, с амулетами. Четверо их, злыдней окаянных.

– У меня два метательных ножа, – деловито сообщил Хантре.

Ага, когда он жил у господина, знатно эти свои ножи через всю комнату в манекен всаживал. Только где ему попасть в амулетчика с боевыми артефактами, ежели он сейчас колдовать не может? Шнырь так и сказал, и рыжий угрюмо кивнул, а после добавил:

– На нас кто-то смотрит, но я его не вижу. Как будто прямо из этой стенки смотрит и хочет что-то сказать. Его здесь убили. Недавно, два-три дня назад.

– Так нет же тут ни двери, ни окошка, даже нашенского, потайного… – пробормотал Шнырь, тоже уставившись на застарелую кровавую кляксу с ошметками присохших к штукатурке мозгов.

Все-таки недаром он стал доверенным помощником господина Тейзурга – он же умный! Пусть не такой умный, как тетушка Старый Башмак, с мудрой тухурвой никому из гнупи не сравняться, но уж поумнее Вабро и остальных.

– Ежели из стенки – это призрак здешний. Два-три дня, говоришь? Ясное дело, жил он тут, небось и дом его, а как пришли злыдни с молотками, он давай им перечить. Нет чтобы зашкериться подальше… Ну, те и шибанули его башкой об стенку, аж мокрое место осталось.