Однако Слайфер стоял на своем. К 1914 году он измерил спектры пятнадцати туманностей и в августе того же года сделал доклад на встрече Американского астрономического общества, где указал, что три из них демонстрировали синее смещение, а одиннадцать – красное. Это было очевидно значимое открытие: сообщалось, что в конце доклада аудитория устроила исследователю овацию. К этому времени его наблюдения стали подтверждать и другие астрономы. Впрочем, возможности устаревшего телескопа, бывшего в распоряжении Слайфера, вскоре оказались исчерпаны, и в наиболее полном его труде на эту тему, опубликованном в 1917 году, упоминалось десять новых спектров туманностей: всего 25, из них четыре с синим смещением и двадцать одна с красным. Скорости, на которые указывало смещение, варьировались от 150 до 1100 км в секунду, и можно было сделать вывод, что спиральные туманности, чем бы они ни были, не могут находиться в гравитационном поле Млечного Пути. К 1917 году сам Слайфер уже не сомневался в этом:

У его наблюдений была и еще одна интересная особенность, которой часто не уделяют должного внимания. Красные смещения, если рассуждать о них как о скоростях, подразумевали, что галактики разлетаются от нас во все стороны. Точнее, не именно от нас. Когда Слайфер усреднил скорости, оказалось, что все спиральные галактики, которые он проанализировал, движутся относительно Млечного Пути или, вернее, что сам Млечный Путь движется через пространство, как и другие туманности, в некотором направлении относительно спиральных галактик со скоростью около 700 км в секунду. Он назвал такое движение «дрейфом сквозь космос» (ничего себе дрейф!), и оно стало еще одним фундаментальным открытием, поскольку дополнительно доказывало, что Млечный Путь – обычная галактика, которая, помимо всего прочего, не является неподвижным центром Вселенной.

Тем не менее наблюдения Слайфера не смогли окончательно решить вопрос о природе спиральных туманностей, и, как мы уже видели, дискуссии на эту тему продолжились в 1920-х годах. Одной из причин было то, что Шепли и другие защитники идеи громадного и всепоглощающего Млечного Пути, окруженного мелкими туманностями, еще находили аргументы в свою пользу. Они утверждали, что спиральные туманности – небольшие объекты, отторгнутые Млечным Путем в окружающий космос. К сожалению, хотя Слайфер продолжил измерять спектры туманностей и к 1922 году изучил уже сорок одну и почти все они (36) демонстрировали красное смещение, он не предавал огласке свои данные. Все они лежали в архиве Лоуэлла в виде внутренних отчетов, их не читали и не использовали – хотя астрономы Артур Эддингтон и Густав Штромберг[146] сумели их получить. Но все изменилось, когда Хаббл начал измерять расстояния до изученных Слайфером туманностей, а затем (вместе с коллегой Милтоном Хьюмасоном[147]) дистанции до более далеких галактик и их красные смещения.

Хаббл знал о работах Слайфера, в 1928 году он побывал на научной встрече в Лейдене, где обсуждал с Виллемом де Ситтером[148] новые теории Вселенной на базе общей теории относительности Альберта Эйнштейна (подробнее об этом чуть позже). Хаббл также знал, что туманности, которые виднелись на небе меньше и тусклее, имели большее красное смещение, чем выглядевшие крупнее и ярче. Если допустить, что все спиральные туманности похожи по размеру, то можно сделать вывод, что красное смещение показывает расстояние: чем больше смещение, тем дальше от нас галактика. И действительно, в предыдущем 1927 году Хаббл поручил подчиненному наблюдателю в Маунт-Вилсоне Милтону Хьюмасону измерить красные смещения двух ближайших галактик (ближайших по данным метода цефеид), чтобы проверить наблюдения Слайфера, и Хьюмасон подтвердил, что их красное смещение относительно велико, что согласовывалось с идеей корреляции расстояний и смещений.

Причины красных смещений не слишком интересовали Хаббла, но его увлекала перспектива использовать их для измерения расстояний: красные смещения можно было вычислить для таких тусклых (и, предполагал он, таких далеких) галактик, которые не допускали применения метода цефеид. Чтобы доказать, что между красным смещением и расстоянием есть четкая связь, надо было измерить их по методу цефеид для максимума галактик, используя все возможности 2,5-метрового телескопа. Работа предстояла кропотливая и долгая, и Хабблу понадобилась помощь. Если он оценит расстояния по цефеидам и другим имеющимся методам, а коллега уточнит красные смещения, можно будет сложить обе части паззла и выяснить соотношение между красным смещением и расстоянием. В качестве напарника был выбран Хьюмасон, не только потому, что он был первоклассным наблюдателем, отлично знавшим телескоп, но и потому, что был намного ниже по статусу, чем Хаббл, а значит, тот мог по своей привычке присвоить себе в случае успеха львиную долю заслуг (если не все).

Хьюмасон родился в Миннесоте в 1891 году, но вскоре его семья переехала на Западное побережье США. В Маунт-Вилсон он впервые попал с родителями в 1905 году, когда обсерватория только строилась. Юноше так понравилась гора, что он убедил родителей разрешить ему бросить школу и устроиться в местный отель посыльным и разнорабочим. Но отель располагался довольно низко на склоне, и вскоре Милтон нашел место погонщика мулов, доставлявших стройматериалы и оборудование для возводимой обсерватории по горным тропам. Сначала там построили полутораметровый, а затем и 2,5-метровый (стодюймовый) телескоп Хукера, его создание спонсировал бизнесмен из Лос-Анджелеса Джон Хукер[149]. В 1911 году Хьюмасон женился на дочери одного из ведущих инженеров проекта Хелен Доуд, но продолжал привычную работу до 1913 года, в котором у него родился первенец. Тогда молодой человек решил найти достойную должность, чтобы содержать семью, какое-то время трудился садовником, а в 1916 году смог приобрести фруктовый сад (в Калифорнии такие называют цитрусовыми ранчо) близ Пасадены. Однако такая работа была ему не слишком по душе, и, когда большой телескоп был готов, а в обсерватории стали набирать дополнительный штат, он тут же нашел себе там место ночного сторожа, отчасти благодаря связям тестя.

Работа была, конечно, незавидная; но стоял ноябрь 1917 года, в Европе бушевала война. Астрономы поручали Хьюмасону самые разные задания – от фиксации телескопа под нужным углом до приготовления кофе и проявления фотопластинок. За это он получал всего 80 долларов в месяц, с бесплатным проживанием и едой. История не сохранила реакцию на все это его жены, но Милтон оказался настолько способным, что вскоре его сделали ночным ассистентом и позволили самостоятельно проводить некоторые наблюдения. Несколько астрономов, включая Шепли, ввели его в курс дела, а один из них, Сет Николсон, даже подтянул Хьюмасона по математике, ведь он рано бросил школу и мало что знал. Впоследствии Шепли вспоминал, что Хьюмасон был «одним из лучших наблюдателей, которые у нас когда-либо работали», и в 1922 году дал ему рекомендацию и помог получить официальный статус «астронома-ассистента»; фактически к тому времени Милтон уже несколько лет бесплатно работал в этой должности.