Первой значительной работой Хаббла стало развитие идей его докторской, приведшее к классификации туманностей (галактик) по внешнему виду. Ключевым достижением здесь было разделение их на два типа: уже знакомые нам спиральные и эллиптические, не имеющие спиральной структуры и варьирующиеся по форме от сфер (громадные шаровые звездные скопления) до сигар. Сейчас предполагают, что эллиптические галактики образуются от слияния спиральных. Этим проектом Хаббл занимался до 1923 года и стал настоящим экспертом в применении нового телескопа. А затем он обратил свое внимание на проблему измерения расстояний до туманностей.

Вооруженный двумя лучшими в мире телескопами – 1,5– и 2,5-метровыми рефлекторами, Хаббл располагал всеми возможностями, чтобы проверить идею островной вселенной. Она казалась ему убедительной, но ученый не был готов поддержать ее, не имея надежных доказательств. Он начал поиск новых звезд в туманностях и летом 1923 года обнаружил в неправильной туманности NGC 6822 несколько переменных. Дальнейшие исследования показали, что в ней содержится одиннадцать цефеид, позволяющих оценить расстояние до NGC 6822 примерно в 700 тысяч световых лет. Это было даже дальше, чем размеры супергалактики Шепли. К моменту завершения расчетов Хаббл уже сделал огромный шаг к постижению Вселенной.

Возможно, под впечатлением от открытия цефеид в NGC 6822 Хаббл с еще большим энтузиазмом взялся за поиски спиральных галактик. И 4 октября 1923 года, несмотря на неудобные для наблюдений условия, Хабблу удалось получить через больший телескоп фотографию туманности Андромеды (М 31). На ней через облачную структуру просвечивала яркая вспышка. «Предполагаю новую», – записал он в рабочем дневнике. На следующую ночь астрономические условия были лучше и вспышка на фотографии была все еще видима. «Подтверждаю новую», – записал Хаббл. Более детальное изучение фотопластинки выявило не одну, а целых три предположительные новые. Хаббл начал искать туманность в фотоархиве, чтобы убедиться, что перед ним действительно новые, а не нечто ранее не увиденное. Две звезды действительно оказались новыми. Третья уже присутствовала на ранних фотографиях, но явно не была верно интерпретирована. Ее яркость менялась во времени, это была так называемая переменная звезда. Но переменная какого типа? Чтобы выяснить это, надо было постоянно следить за ней.

В феврале 1924 года постоянный контроль представил Хабблу необходимые доказательства. В течение трех ночей он наблюдал, как звезда удвоила яркость, и смог сопоставить эту информацию с архивными данными и собственными предыдущими наблюдениями, чтобы определить период переменной. Это была цефеида с периодом в 31,415 суток. Девятнадцатого февраля, желая уязвить соперника, он написал Шепли о своем открытии: «Тебе будет интересно узнать, что я нашел переменную цефеиду в туманности Андромеды». Дальше, усугубляя триумф, он указал, что, если использовать то же соотношение, которое Шепли применял для подсчета расстояний до шаровых скоплений, туманность Андромеды должна отстоять от нас на миллион световых лет или больше, если принимать в расчет межзвездную пыль. Это действительно была островная вселенная, подобная Млечному Пути, а сам он, соответственно, был просто одной из галактик, но не всей Вселенной. Вскоре после получения этой новости в лабораторию Шепли зашла Сесилия Пейн-Гапошкина. Она вспоминала, как он говорил ей: «Это письмо разрушило мою вселенную… Я верил результатам ван Маанена… Он же был моим другом».

Для Хаббла следующий шаг был очевиден. Ему предстояло измерить расстояния до максимального числа галактик, а для этого понадобился бы помощник. Новый проект должен был привести к еще более удивительному открытию, но первые шаги на пути к нему были сделаны, когда Хаббл еще не защитил докторскую и, конечно, еще не знал расстояния до М 31.

Расширение Вселенной – одно из основополагающих научных открытий, ведущее прямо к пониманию того, что у известной нам Вселенной было начало. Первые подвижки к пониманию этого были сделаны Весто Мелвином Слайфером[142], работавшим во втором десятилетии XX века в Лоуэлловской обсерватории в Флагстафе.

Слайфер, родившийся в 1875 году, приехал в Аризону во Флагстафф в 1901 году, сразу по окончании учебы в университете Индианы, и получил задание ввести в работу новый спектрограф, созданный директором обсерватории Персивалем Лоуэллом[143]. Происходивший из богатой бостонской семьи Лоуэлл основал обсерваторию в 1894 году, изначально для доказательства своей теории о том, что марсианские «каналы» представляют собой признаки деятельности представителей цивилизации, живущих на Красной планете[144]. Новый инструмент был сначала призван измерить вращение Венеры, которая его тоже интересовала. Изучение планет занимало Слайфера следующие несколько лет, и за это время он стал настоящим экспертом в использовании спектрографа. В 1906 году по предложению Лоуэлла (который, как и многие из его современников, полагал, что спиральные туманности могут оказаться расположенными на Млечном Пути «роддомами» для новых планетарных систем, подобных Солнечной) Слайфер предпринял попытку измерить спектры спиральных туманностей. Она не увенчалась успехом, но в 1909 году[145], услышав, что этой же проблемой занялись другие астрономы, решил попробовать еще раз.

Оборудование для наблюдений у Слайфера было довольно скромное: шестидесятисантиметровый телескоп-рефрактор и уже старенький (но отлично знакомый) спектрограф. Хотя к тому времени звездная спектроскопия была общепринятым методом, выявление спектров тусклых туманностей вызывало трудности, никто до тех пор не преуспел в получении надежных результатов даже с более крупными телескопами. Но после многих месяцев терпеливых экспериментов с разными условиями, на которые он тратил свободное от работы на Лоуэлла время, астроном подобрал настройки телескопа и спектрографа, которые позволили получить спектры туманностей, в том числе Андромеды. К январю 1913 года с новой линзой для спектрографа Слайфер получил четыре фотопластинки, на которых удалось измерить спектральные линии, видимые в свете от туманности. К своему удивлению, он обнаружил, что линии смещены к синему концу спектра. Ученый предположил, что это из-за доплеровского эффекта, означающего, что туманность Андромеды летит в нашу сторону со скоростью 300 км в секунду. Это значительно превышало доплеровские скорости звезд, поэтому неудивительно, что сообщение об открытии было встречено со скепсисом.