— Куда?

— Некоторые испугались и удрали, но большинство отправилось в Париж посмотреть на фейерверки. Шум и суета привлекают их, как свет мотыльков. Мне тоже нужно уезжать, сир. Настоятельница приказала мне возвращаться. Боюсь, ваше правление, сир, оказалось слишком коротким. Говорят, взбунтовалась вся страна.

— Этого следовало ожидать — после моего провала.

— Провала? Я бы так не сказала. Я читала ваши предложения конвенту. Смелые предложения, сир. Да, лично для вас это был провал, но ваши слова возымели действие. Я подумала о том, кто тоже потерпел поражение, но чьи слова теперь святы для нас.

Она положила на стол возле короля небольшой сверток.

— Это подарок для вас, сир. Освященная временем традиция.

— Что это?

— Одежда монахини. Вряд ли стоит дожидаться распятия или чаши с цикутой.

— Неужели все так безнадежно? Они действительно вне себя?

— Не знаю, — сказала сестра Гиацинта. — Вы указали им на их ошибки. Им будет очень трудно простить вас. Ваши слова останутся упреком любому правительству. И они это чувствуют.

— Мне нужно разыскать Мари. Я думал, она захочет приехать за мной.

— Может быть. Но вряд ли у нее получится. В Париже бунт. А когда Париж надоест бунтовщикам, они явятся сюда. Если вы собираетесь покинуть Версаль, лучше сделать это немедленно.

— Без Мари? Без Клотильды?

— Сир, в опасности сейчас не они, а вы. Наденьте платье, и мы покинем Версаль вместе. В монастыре вы сможете переждать, а потом уедете за границу.

— Я не хочу за границу. Вряд ли для них так важно меня казнить.

— Ваше Величество, они боятся друг друга. Каждая из партий боится, что вы присоединитесь к ее противникам.

— Ерунда. Королевства не было. Не было и короля. Был король-болванчик. Просто анекдот. Мы ведь гордимся своим чувством юмора. Вряд ли они захотят превращать фарс в трагедию.

— Не уверена, — сказала сестра Гиацинта. — Совсем не уверена.

— Мой побег только подтвердит, что я персона, подходящая для гильотины. Я часто задавал себе вопрос: что если бы Людовик Шестнадцатый не пытался бежать? Если бы вышел безоружным, без охраны навстречу бунтовщикам?

— Вы храбрый человек, сир.

— Нет, сестра. Я не храбрый. Скорее глупый, только не храбрый. Я не хочу мученичества. Я хочу назад в свой маленький дом, к жене и телескопу. Ничего больше. Если бы меня не вынудили стать королем, я бы ни за что им не стал. Одна ошибка повлекла за собой другую.

— Мне так хочется, чтобы вы оказались в безопасности, сир. Но мне нужно идти. Знаете, а тот надутый маленький брюзга все-таки вылечил мои ноги. Никогда ему этого не прощу… Так вы не поедете со мной?

— Нет, сестра.

— Дайте мне вашу руку! — Сестра Гиацинта наклонилась и поцеловала руку короля. — До свидания, Ваше Величество.

Сестра ушла неслышно, не скрипнув ни единой половицей.

Король приложил еще теплую гармонику к губам и медленно вывел: до-ре-ми-фа-соль-ля. «Си» он пропустил, но, заметив это, вернулся назад, исправил ошибку и закончил на «до».

Потом он спустился по лестнице в сад. Хруст гравия под его ногами громко отдавался в безлюдном темном парке. У входа тоже было темно. Но когда король подошел к воротам, зажглась спичка, и король увидел часового, сидящего на земле, привалившись спиной к караульной будке, в полном одиночестве. Рядом с ним у стены стояла винтовка.

— Вы один? — спросил Пипин.

— Все уехали в Париж, — пожаловался часовой. — Это нечестно. Почему оставили меня? У меня ни провинностей, ни взысканий.

— Хотите «Лаки Страйк»?

— Если можно, штучку.

— Да хоть целую пачку.

— А кто вы такой? — спросил солдат подозрительно.

— Я — король.

— Простите, сир. Не узнал вас. Простите.

— Что происходит в Париже?

— Точно не знаю. Говорят, все кувырком. Говорят, бунтуют, может даже магазины грабят. А я тут сиди.

— В самом деле обидно. Так почему бы вам не поехать в Париж?

— Да что вы! Меня же под трибунал отдадут! А у меня семья. Кто о ней позаботится? Капитан приказал остаться.

— Как вы думаете, у меня выше чин, чем у капитана? — спросил король.

— Конечно, сир.

— Тогда я освобождаю вас от ваших обязанностей.

— Устно не пойдет. Как я капитану докажу?

— У вас есть фонарик?

— Конечно, сир.

— Дайте сюда.

В будке на полке лежали блокнот и карандаш.

— Ваше имя и звание? — спросил король.

— Вотэн. Сержант Вотэн, сир.

— Который час? — спросил король.

— Двадцать минут первого, сир.

«…начиная с 00.20». Поставил дату и подпись: «Пипин Четвертый, Король Франции, Главнокомандующий всех Вооруженных Сил». И протянул фонарик с блокнотом охраннику.

Сержант Вотэн посветил фонариком на блокнот и внимательно прочитал написанное.

— Никто не придерется, сир. А кто же ворота будет охранять?

— Я присмотрю за ними.

— А вы не хотите посмотреть на бунт, сир?

— Не хочу, — ответил король.

Счастливый солдат уехал на велосипеде, а король, проводив его взглядом, сел на землю, прислонившись к будке.

Ночь была холодная, звездная. Очень тихая ночь. Ни единой машины на шоссе. Вдали заревом отсвечивали огни Парижа. За спиной темнел безмолвный дворец. Король подумал, что уже, наверное, лет пятьдесят не было такой тихой ночи.

Вдали послышался шум мотора и показался свет фар. «Бьюик-седан» с откидным верхом затормозил у ворот. Свет фар ослепил сидящего у будки Пипина.

Из машины выпрыгнул Тод Джонсон:

— Скорее, сэр. Садитесь!

— Папа, скорее! — позвала из машины Клотильда.

— Одежда в машине! — крикнул Тод. — К рассвету доберемся до Ла-Манша!

Пипин не спеша встал:

— Что вы собираетесь делать?

— Перевезти вас через Ла-Манш, сэр.

— Все так плохо?

— Вы что, не знаете, сэр? В Париже беспорядки. Вас свергли. Намерены провозгласить республику. У меня машина американская, так что нас пропустили.

— Где моя жена?

— Не знаю, сэр. Ваш дядюшка хотел увезти ее, но она исчезла куда-то.

— А где он сам?

— Удрал на юг. Хочет перебраться в Португалию… Скорее, сэр!

— Но вам-то ведь ничего не грозит, — сказал Пипин.