Андрей показал рукой на кузню со скрещенными молотами вместо вывески, и мы зашли туда для того, чтобы скинуть добытый в бою искрит. Молодой подмастерье вызвал хозяина — дородного меднорожего кузнеца, лобастого и плешивого, как пожилой орангутанг. Дядя, «батон хлеба в кулачке», придирчиво рассмотрел наши находки и после ожесточенного торга согласился на справедливую цену. Андрей немного потолковал с ним об усилении оружия и доспехов, после чего мы продолжили свой путь в направлении гавани. Чем ближе к центру, тем шире становились улицы, ровнее брусчатка, и вместо ремесленных мастерских стало попадаться больше увеселительных заведений и богатых домов. Об архитектурных изысках фазенд влиятельных граждан мы могли судить лишь по сложному строению крыш — все остальное скрывали высокие каменные заборы, из-за которых порой доносились звуки, издаваемые незнакомыми музыкальными инструментами, или женский смех. Андрюха показал мне парочку лупанариев и объяснил, что к чему. Поразило, что над входом в веселые места в обоих случаях был вылеплен суровый барельеф волка. Своеобразное чувство юмора или так принято в историческом разрезе? И вообще, кому они тут нужны, когда местные красотки так и вешаются на шею первому встречному, даже если ему тридцатник с гаком, одышка и десяток лишних килограммов. Ну хорошо, полтора десятка. Хотя есть еще армия и флот. Возможно, у простых солдат и матросов с женской любовью дела обстояли не так радужно, как у Игроков, или просто не было свободного времени.

Постепенно мы дотопали до неправильного овала городской площади, в центре которой подле заросшего бурьяном мраморного фонтана высилась гранитная стела — Камень Иммерсии, точка выхода Игроков из локации. У Камня, несмотря на залитое солнцем открытое пространство, праздно толклось немало народу, две девушки в ярких платьях лихо выбивали кастаньетами ритмы какого-то знойного танца, им дружно аплодировала кучка подозрительных мазуриков в грязных полотняных робах, очевидно, гражданских морячков с какого-то торгового судна. Внезапно все притихли разом, словно расшалившаяся детвора под строгим взглядом учителя. Рядом с Камнем возникло движение воздуха, как марево в жаркий день, и из него материализовался Игрок в оливковой тунике и высоких, обтягивающих голень сандалиях. К поясу у него был приторочен короткий широкий меч в кожаных потертых ножнах, за спиной виднелась рукоять арбалета. Новоприбывший не носил ни панциря, ни кольчуги, наоборот, ворот его балахона был широко и нарочито небрежно распахнут и обнажал крепкую грудь, заросшую черным курчавым волосом. Незнакомец по возрасту не выглядел юношей, скорее только разменял четвертый десяток. Рядом с ним из такого же муара появилась стройная девица с пышной копной медового цвета волос. Этакая Барби — пышногрудая, длинноногая красотка с выразительными карими глазищами и пухлыми губами. Ее отфотошопленную фигуру облегал и выгодно демонстрировал тугой приталенный кожаный панцирь, составленный из переплетения ремней. На поясе у барышни болтался похожий на серп узкий шабер, высверкивая под жарким солнцем отблеском разноцветных минералов на рукояти.

Мужик в сине-зеленом шмоте властным жестом подозвал к себе кучку моряков. Те подлетели к нему на катушках и тревожно навострили локаторы. Важный филин хмуро спросил их о чем-то, покивал в ответ и четким голосом отдал распоряжения, донесшиеся до наших ушей:

— В порту найдете мой корабль «Импетус». Триерарха зовут Терапон. Он приставит вас к делу. Явиться на судно надлежит до звона вечернего портового колокола. Иначе пеняйте на себя, — после чего повернулся, задрал голову к небу и лихо, по-разбойничьи, свистнул.

Матросы, понуро ссутулив плечи, слиняли прочь с площади в сторону порта. Никто и не подумал ослушаться или что-то возразить. Стоящее рядом с незнакомцем воплощение тайных мужских эротических фантазий, заметив наше присутствие, тронуло своего спутника за локоть и показало на нас длинным хрупким пальчиком. Тот, смерив наши нескладные фигуры уверенным взглядом, вдруг широко улыбнулся и на ходу, шагая в нашу сторону, приветственно вскинул вверх правую руку:

— Салют свободным гражданам Альба Лонга.

— Салют, граждане, — ответили мы хором, как два бычка-трелевочника, и в нашем хоре первоклашек потонуло мое дополнение. — С кисточкой!

— Имею честь представиться. Я — второй Авгур Альба Лонга и представитель Веймаров в Капитуле, претор всех триерахов Северин, — по-простому, без излишних официозов представился дядя.

От обилия полузнакомых терминов у меня едва не сделался сдвиг по фазе, и тут же появилось неистребимое желание сказать в ответ какую-нибудь гнусность. Например: «Можно повторить, я записываю». Или: «Владыка Солнечных поясов Юпитера в паховой области и самодержец всея пустынь двадцатого рейха, повелитель австралийских сумчатых земляных слоников Евгений Махонин в своем астрофизическом теле». Так будет нормально тебе, Авгур номер два?

— Калипсо, — прошелестела сексораздирающим контральто его спутница, но и так было ясно, что она — Калипсо. Как минимум. Или бери выше.

Воздух разорвало хлопанье крыльев, и на тогу Северина приплечился иссиня-черный ворон величиной с овчарку. С красными глазами и длинным стальным изогнутым клювом. Прилетел на свист хозяина пернатый ангел смерти. Уселся всей тушей и вытаращил на нас свои аспидные буркалы. Веселенький натюрмортик, нечего сказать. Северин, кстати, даже ухом не повел от полуцентнера нагрузки на ключице. А вроде штангистом-домкратом и не выглядел. Я уже отхлопнул пасть для какой-нибудь по обыкновению остроумной и сметающей реплики, как вдруг Андрюха сделал мне исподтишка мистический знак кулаком, что на нашем сленге означало: «Ша, кореш, я сам сейчас все разрулю». Он хотел сразу снять намечающуюся легкую напряженность между сторонами. Игроки держались с нами, в общем, мило и приветливо, но я без линейки измерил, что их правые руки не отходили от ножен больше чем на десяток сантиметров.

— Мы — новички. Призваны в Мидгард Верховным Авгуром Спириусом. Принадлежности пока не имеем. Я — Фортис, мой друг — Нобилис. Рады знакомству.

Нобилис. Хм, забавно. Обсудим.

— Друзья иногда называют меня «Нобилис Как У Коня», — присовокупил я, глядя прямо в глаза этой Калипсо. Не смог удержаться. Прости, Андрюха.

— Очень обязывающее прозвище, — промурлыкала Калипсо.

Или я ничего не смыслю в девушках, или это единственное, что для нее имело значение. Андрюха воткнул в меня взгляд-молнию. Он не раз говорил мне, мол, я такой пройдоха в деле охмурения девиц, что вполне могу битый час беседовать с дамой на разные светские темы, при этом барышня будет не в курсе, что ее уже пятьдесят девять минут как раздевают. Или менее того. Зависит от сложности конструкции застежек бюстгальтера. Я, по его мнению, обладал редкой способностью говорить женщине прямо в глаза то, что она хотела услышать, и имел почти стопроцентный успех только благодаря собственной непревзойденной методе. Исключительной особенностью моего портативного набора Казановы являлось создание вокруг меня и девушки незримого купола общности, отделяющего нас от всего остального бытия. Один на один и поменьше дриблинга. Так ведут себя или безумные, или чересчур уверенные в себе субъекты, но я предпочитал второе определение из данного списка.