— Лерната! Вы же темная ведьма, пусть и слабая! Ну же, вытравите наведенную ночь из собственного тела!

Вытравите.

Вытравите…

Вытравите?

Слово, выбранное магистром, царапнуло слух. Не отрывая взгляда от черного лепестка, я попыталась заставить его сжаться. Стечь обратно к плечам мэлы и дальше — до самых кончиков пальцев; собраться там тягучими каплями и ухнуть вниз под собственным весом.

Внезапно Айлора зашипела и прижала ладонь к шее.

— Жжется!

— Жжется? — с недоверием переспросил Лестер Кейн. — Жжется ваша трусость, лерната! Или магия светлых, — добавил он с холодной усмешкой.

Сказанное проникло в сознание, точно ледяные иглы. Лишь умение сохранять внешнюю невозмутимость позволило мне не выдать волнения. Осторожно, контролируя каждый вздох, я принялась стягивать под контроль собственную силу. На Айлору и проклятие Кровавой Ночи старалась не смотреть — не хотела лишний раз искушать светлую сущность.

— Магистр? — позвала Наэния — розовощекая пышнотелая мэла. Дождалась, когда взгляд серых глаз сфокусируется на ней, и продолжила: — А почему вы сказали, что сила светлых жжется?

— Потому что это так, лерната. Наши сути враждебны друг другу; одна неизменно стремится подавить вторую. И, соприкасаясь, мы обжигаемся. Лишь природа, родственная нашей собственной, не доставляет боли. Исключений нет, даже чужие зелья способны доставить мно-о-ого неприятных ощущений.

Я слушала, затаив дыхание.

В поместье Мак-Моров к вопросам воспитания подходили очень ответственно. Инклимента — приставленная ко мне гувернантка — внешне напоминала гусыню. У нее был длинный нос-клюв, маленькая вытянутая голова и тощая шея, казавшаяся бесконечной. И точно так же, как настоящая гусыня, Инклимента часто шипела и все норовила ущипнуть. Ей не нравилось, как я хожу, сижу, стою, говорю, смотрю…

Она хлестала меня тонким прутиком по спине, стоило мне, заскучав, согнуться. Заставляла вышагивать вдоль линии с тремя томами по истории Лунной империи на голове. Требовала идеальных поклонов, выверенных до миллиметра. Склонишься чуть сильнее — и уподобишься сэле. Сделаешь это выше положенного — проявишь дерзость.

Порой мне казалось, что нет ничего более сложного, чем быть младшей дочерью древнего рода. Этикет, танцы, веера, десятки отработанных улыбок и взглядов… Судя по всему, Лангария не желала разочаровываться во мне еще больше, видя кривые поклоны и неуклюжие манеры за столом.

В отличие от воспитания, моим образованием почти не занимались. Видимо, не считали нужным тратить время на ту, кого Полуночная Матерь обделила силой. Но доступ к библиотеке оставили и моему интересу к темной магии не препятствовали.

Иногда я бегала хвостиком за Мойрой, следя за приготовлением ее первых зелий. Старалась перерисовывать символы призыва и линии будущих ловушек. Пусть самой Мойре нельзя было практиковать по-настоящему темную магию, но даже разрешенные заклинания казались мне чем-то удивительным. И я тщательно пыталась повторить каждое из них.

Сестра фыркала, глядя на мои результаты, и морщила нос от запаха моих зелий. Но скоро Лангария запретила ей вести себя таким образом. Не пристало артиэлле фыркать и морщиться — слишком низко это для ее высокого статуса.

К десяти годам я почти перестала обращать внимание на холодность матушки и сестры. Все чаще я запиралась в подвале поместья, где была обустроена лаборатория, и прилежно следовала всем указаниям, найденным на страницах стянутых из библиотеки книг. Иногда мои зелья взрывались. Иногда искрили. Иногда заполняли комнату удушливым дымом, и приходилось постыдно спасаться бегством. Но иногда они получались.

Со временем я даже набралась смелости их пробовать. Почти всегда ощущения были неприятными: от онемения языка до желудочных колик. Вот только сильной боли, как от зелий Хэйдена и Ардена, я не испытывала. Интересно, это связано со сложностью зелий? Или дело в насыщающей их силе? Хотя далеко не каждое варево требует направленного потока ночи.

— Магистр, скажите, а речь идет только о темных и светлых зельях? — не отступала Наэния. — Или у нейтральных — например, блокираторов — тоже ощущается разница?

— Хороший вопрос, лерната. Задайте его магистру Дис-Роне и мигом попадете в ряды любимиц, — хмыкнул Кейн. — Нейтральные зелья темных и светлых неотличимы… на первый взгляд. Если знать, что искать, различия обязательно найдутся.

Мой желудок стянулся в узел.

Блокиратор, который я приготовила для Хэйдена… где он? Выпить его колдун отказался, но как тогда поступил? Вылил? Выкинул?

Не хотелось думать, будто кто-то мог специально его заполучить, а потом углубиться в анализ влитой в него силы. По правде сказать, идея касалась безумной — ведь ничто не наводило на мысль, что тот блокиратор приготовила светлая ведьма. Но где-то в подсознании билась мысль, что недооценивать случайности нельзя. Лучше вернуть блокиратор и уничтожить его.

— Магистр, — подал голос Морриган, — а откуда вы столько знаете о зельях светлых? Ведь противостояние с ними длится уже… мм… уже… очень долго.

Лестер Кейн снова хмыкнул, по-видимому, оценив попытки Морригана вспомнить точное количество лет.

— Чтобы одолеть врага, нужно хорошо его знать: его сильные и слабые места, страхи и надежды. Но в первую очередь, лернат, нужно знать все, чем ваш враг может быть опасен: зелья, заклинания и артефакты.

Мысли кольнуло догадкой.

— Артефакты? — переспросила я.

— Да, лерната. Раньше при академии было целое крыло для изысканий и опытов. Предпринимались попытки изменить природу заключенной в них силы. Вытравить свет и насадить тьму. К сожалению, большинство таких опытов провалилось. Даже на уровне сути наши силы стремятся уничтожить друг друга. Но мы отвлеклись, — холодно произнес артиэлл, жестом останавливая тянущую руку Наэнию. Взгляд его вновь метнулся к Айлоре. — Вы решили, что я сам сниму с вас проклятие? Напрасно, уверяю. За вашу жизнь, лерната, вам придется побороться самой. Итак, для начала сконцентрируйтесь…

Я почти не вслушивалась в речь Кейна, думая о спрятанной в северном хранилище метле. Кажется, я знаю, как ее можно приручить.

Едва занятие по сангрологии окончилось, мы поспешили в коридор. Впереди всех перепуганной птицей летела Айлора. Щеки ее горели, во взгляде плескалась обида. Еще бы! Ей так и не удалось вытравить проклятие из крови, и магистр почти до самого звона колокола пытал Айлору страхом. Черные лепестки Кровавой Ночи то вновь пробуждались, стремясь подняться еще выше, то замирали. Напуганная халцедона, кажется, едва дышала в такие моменты. Лестер Кейн требовал от нее собранности, четкости и уверенности действий, но чем сильнее наседал, тем чаще натыкался на запуганный взгляд. Под конец он сам вытравил из ее крови наведенную тьму, но сделал это с таким видом, будто Айлора не заслужила его милости. И подобное отношение задело каждого халцедона.