– Давай… давай сделаем винтовки с фонариками, – боясь даже дышать, предложила Мышка. – Может, эти твари боятся света?

– Давай, – согласился напарник. Он отстранился от нее, и Мышка материализовала в руке тяжелую снайперскую винтовку. Встроенный фонарь выхватил из тьмы бледное лицо Сокола, затем разбитый пол, а затем и жуткие очертания существа, лезущего дыры в противоположной стене. Существо больше всего напоминало жуткого карлика, крепко переболевшего сифилисом: тонкие плечики, вытянутые руки, покрытые синими волдырями, лысый череп, сочащиеся гноем глаза, проваленный нос и оскаленный в жуткой улыбке рот. Существо, очевидно, застряло, но не собиралось сдаваться.

Мышка тоже не собиралась ждать, пока это вылезет полностью. Она прицелилась, и выстрелила карлику в голову. К ее удивлению, карлик не затих. Он пронзительно закричал, и его голос был похож на вой баньши, скрип петель и свист ветра одновременно. Звук был настолько громким, что Мышка почувствовала, как у нее закладывает уши. Выстрел Сокола был в глаз, следующий – в рот, а следующий – в горло. И только тогда существо обмякло, затихнув навсегда. Из ран его потекла кровь, в свете фонариков кажущаяся совершенно черной.

В комнате повис запах кислятины, железа и желчи.

– Что это такое? Это же… не местный житель, правда? – Мышка заметила, что несколько капелек крови попали ей на лицо. Брезгливо вытерев их тыльной стороной ладони, она продолжила: – Местные же не так выглядят… но это же тоже похоже на человека… Сокол… куда мы попали, черт возьми?

Сокол не ответил. Фонарик винтовки выхватил его напряженное лицо. На нем застыло отвращение.

– Существо человекоподобное, – после минуты молчания, показавшейся Мышке вечностью, проскрипел он. – Но вряд ли оно из тех, кто будет ухаживать за растениями. Я думаю, этот выродок из тех, кто, мутировав, потерял разум.

Карлик, тем временем, задергался. Мышка на миг подумала, что он ожил, но потом до нее дошло: кто-то толкает его тело из-за стены. Копошение и стрекотание у двери стало громче.

Не сговариваясь, напарники встали спиной к спине. Сокол взял на прицел дверь, а Мышке досталось смотреть, как дергается мертвый карлик.

Стрекот, клекот и топотание сменились не менее жуткими звуками. Мышка явственно слышала, как кто-то чавкает.

Те, кто хотел пролезть в дыру вслед за собратом, решили освободить себе дорогу просто сожрав его.

Мышка содрогнулась. Все-таки мир Харо не зря считался одним из самых опасных мест в Паутине. Даже его нить, которую можно было увидеть из междумирья, не была яркой или переливающейся. Она была серой, с черными разводами, и внушала тревогу при взгляде на нее.

Минуты текли медленно, а полная неподвижность заставляла Мышку чуть ли не скрипеть зубами. Она чувствовала своей спиной спину Сокола, и, пожалуй, именно это не давало ей наделать глупостей. Например, вытащить останки карлика из дыры и прикончить тех, кто решил ими пообедать. Жутко хотелось действия. Хоть какого-нибудь! Внезапно накатила злость: на себя, за то, что она не помнит, что именно творила в мире Нардин, на Первого, засунувшего их в эту дыру, на Голубку, которая оказалась лучше, чем она, но больше всего – на Сокола. За все на свете! За то, что он существовал. За то, что его присутствие ее раздражает. Ее посетила странная мысль, что было бы неплохо: развернуться и хорошенько ударить ненавистного напарника по голове. Можно, например, превратить винтовку в дубинку, тогда удар получится лучше. Красивей!

Да и зачем ей эта стрелялка с фонариком? Свет ей не нужен. Она и так совершено прекрасно видит в темноте!

На этой мысли она споткнулась и немного пришла в себя. Моргнула, и поняла, что действительно видит в темноте! Мир казался серым, лишенным каких-то красок, но она отчетливо видела очертания какой-то ботвы в кадках, лежащую на боку лейку, ошметки ветоши и обломки плитки на полу. А еще она обнаружила в своих руках дубинку.

Что с ней? Здесь уж она точно ничего не принимала!

Подавив желание завизжать от ужаса, Мышка превратила дубинку обратно в винтовку и сосредоточилась на цели. На мертвом карлике, который, к слову, перестал подергиваться. Да и звуки утихли. Казалось, что в этом сером мире нет места ничему, кроме пронзительной тишины…

А спустя вечность грянул гром.

– «Внимание! Сектор шесть! Внимание! Сектор восемь! Внимание! Сектор двенадцать! Минута до начала подачи энергии! Будьте осторожны! Всех полутораков утилизировать в первую очередь. Не забывайте про защиту! Жеронов следует сдавать в пункт переработки в секторе три-один! Все существа должны быть убраны! Желаем вам счастливого свободного дня!»

Когда вспыхнули тусклые лампы, Мышка едва не заорала от жуткой боли. Глаза и кожу лица жгло так сильно, будто ее обрызгали раскаленной лавой.

– Мышка? Что с тобой? – кажется, напарник повернулся к ней. Но свет сделал ее почти слепой, и она видела лишь смутные очертания. А еще было больно. Очень больно.

– Не знаю, – собственный голос показался ей каким-то неестественным, чужим. – Но мне нехорошо. Я… кажется, я опять влипла, Тони, но хоть убей, не понимаю, где.

– У тебя все лицо волдырями покрылось… болит? – наверное, Сокол едва коснулся, но больно было так сильно, что Мышка буквально взвыла.

– Хватит! Хватит! Прекрати! – завизжала она.

– Мышка… я же ничего не сделал… – кажется, Сокол даже растерялся. Вот только его хриплый голос наждачной бумагой прошелся по ее тонкому слуху.

– Сделал! Ты! Ты во всем виноват!

Что она несет? Нужно сосредоточиться.

Мышка замерла. Она тяжело дышала и чувствовала себя так, будто долго бежала. Воздуха не хватало, и она поняла, что задыхается.

– Прости… – смогла прошептать она. – Я не знаю, что со мной… мне… плохо… Тони…

Она сделала шаг назад и сразу оступилась. Жгучий мир завертелся, перевернулся вверх дном и стал абсолютно черным.

Она еще успела почувствовать, как руки напарника подхватывают ее, не давая упасть.

Она еще успела подумать, как же ее раздражает его вечная забота.

Она успела понять, что предыдущая мысль принадлежит не ей.

Она успела подумать правильно. Она успела подумать, как же она за все ему благодарна…

Здесь измерение на измерении, мир на мире. И вера дает нам реальность.

Андрэ Нортон. "Опасные сны"

Сокол в этот раз действительно был очень бумажным: совершенно плоским, будто в мире не осталось третьего измерения. А еще он казался Мышке очень несчастным. Наверное, так и было – попробуй поднять руку или моргнуть, когда ты всего лишь рисунок на смятом куске реальности?

Реальность действительно сминалась: Мышка видела, как позади стоявшего напротив нее Сокола разгорается пламя, постепенно подбираясь к нему. Но напарник этого как будто не замечал. Он смотрел на нее своими печальными бумажными глазами и ничего не говорил. Мышка хотела было крикнуть, предостеречь его, но голос исчез, а при попытке поднять руку она поняла, что тоже сделана из бумаги.