После обеда, со вкусом покурив и опробовав Вальдово домашнее вино — черное с фиолетовым отливом, вкусом напоминавшее попробованное мной лишь однажды настоящее грузинское «Манави» — местная власть обстоятельно занесла в большую книгу сведения о переходе графского имения к новому владельцу с сегодняшнего дня. Не преминул староста проставить номера и даты баронской, дарственной и ввозной грамот. Выдал мне отношение в Департамент сборов для внесения сведений в налоговые сказки. Впрочем, пока я на службе в армии, меня это не касается. Но вот за недоимки моих арендаторов по традиции спросят с меня же.

— Нашему полку прибыло, господин барон, — объявил староста, когда закончил с писаниной. — За это надо непременно выпить.

А выпив, он поинтересовался:

— Много ли у вас подданных на горе Бадон, господин барон?

— Один хутор, — честно сознался я. — Это на северной стороне. А на южной, что досталась мне после победы над Винетией, сам еще не знаю.

И ведь нисколько не врал. В баронской вассальной грамоте Ремидий указал мне в лен всю гору.

— Бедненько, — констатировал Угездфорт, чем вызвал пароксизм смеха у Вальда.

Или уже у Вальдверта? Вроде он по чину стал равен полковнику, так что потомственное дворянство уже выслужил.

Отсмеявшись, Вальд просветил провинциального помещика, что я есть самый главный оружейный барон империи — делаю пулеметы нашей победы. На двух заводах.

— Так что «бедненько» — это не про Савву, — закончил свои хвалебные речи майор, лукаво поблескивая глазами.

Заодно окружной староста без бюрократических проволочек зарегистрировал нам простое паевое товарищество «Рецкий завод чистокровных лошадей» и выдал номер для регистрации в Департаменте сборов. В уставный капитал внесли мы трофейных коней и нарезанную Ремидием землю у реки. Обеспечение завода кормами легло на Вальда, иначе его доля становилась совсем уж миноритарной. Я же еще и денег вложил на стартап. Со свободными капиталами у майора не густо.

Его берег реки мы отдали под отдел чистокровных верховых коней, мой — под битюгов.

Старосту чистокровки не впечатлили, а вот битюгами он искренне восхитился, когда мы собрались их перегонять в мое новое имение.

— Пригоняй кобылку, Йозе, — мы уже перешли за вином на «ты». — Первая случка для тебя даром, — пообещал я местной власти взятку натурой.

— Улучшить породу — дело хорошее, — не стал отказываться Угездфорт.

Господский дом в графском имении мне понравился с первого же взгляда. Я буквально в него влюбился. Он не был тем пафосным дворцом, глядя на который обычно завистливо шепчут: «Жили ж люди»… Внешне особняк выглядел скромно, но очень красиво и гармонично. Архитектор его был гений, в том числе и в ландшафтном дизайне — так вписать здание в небольшой, но разнообразный парк в обрамлении гор… Вот стоял бы и смотрел не отрываясь. И название у поместья звучало подходяще — «Отрадное», если перевести на русский.

К тому же дом изнутри был больше, чем снаружи, как я потом убедился.

Встречали нас заранее оповещенные управляющий господским хозяйством и старосты всех трех приписанных к вотчине деревень арендаторов. Морды угрюмые, неприветливые. Явно приперлись по обязанности, а видеть меня не хотят.

Окружной староста прочитал им вслух ввозную грамоту. Представил меня как барона Бадонверта.

По традиции в присутствии свидетеля — Вальда взял от деревенских старост оттиски больших пальцев на ввозную грамоту как факт ознакомления с документом. Свернул ее в трубку и забрал с собой в архив.

— С вашего позволения я откланяюсь, господин барон. Теперь вы тут полноправный хозяин.

— А как же ужин, господин староста? — удивился я.

Как уже успел убедиться, Угездфорт был большой гурман и обжора.

— Надеюсь, в другой раз непременно, Савва. Но сейчас вам будет не до гостей. Честь имею.

Кряхтя, староста залез в свою двуколку и неторопливо покатил по парку в направлении ворот.

А мертвая мизансцена у парадного подъезда продолжалась. Управляющий и деревенские старосты все так же стояли у крыльца, в тех же позах, что встретили нас. И молчали.

— Так что, уже и корец с дороги господину на его земле подать некому? — нарушил Вальд тишину возмущенным выкликом.

Как ожидая команды, с крыльца неторопливо спустилась тонкая красивая женщина лет двадцати пяти в богатом наряде горянки и с поклоном подала мне ковш бражки литра так на полтора.

Издеваются, не иначе…

Давясь народной шипучкой, выпил я весь ковш и стряхнул последние капли под ноги женщине.

— Будь плодоносящим чрево твое, — сказал, любуясь ее тонким лицом, которое слегка портил длинный острый нос.

Управляющий и старосты встали на одно колено. Женщина поклонилась в пояс.

Все. Теперь я действительно полноправный хозяин тут. Не только по закону, но и по обычаю.

— До нового урожая пусть все пока будет, как было. Потом посмотрим, — сказал я. — Вставайте.

Когда мужики встали с колен, я спросил:

— Что такие невеселые?

Ответил управляющий, как мне показалось, с некоторым вызовом:

— Так, ваша милость, печальная тризна у нас сегодня по молодому графу. Срок ей пришел. Невместно веселие.

— Какая может быть печальная тризна? — взревел Вальд. — Когда мы в течение трех дней с гибели графа провели тризну кровавую. Почти тысячу врагов вырезали за одну ночь. Как в древности — одними кинжалами. Душа Битомара отомщена, весела, и не вам по ней печаловаться. Так что если хотите тризны, то пусть она будет веселой.

Подошли мои снайперы отпрашиваться в деревню, оторвав меня от бухгалтерских книг, которые предоставила мне по первому требованию Альта, та самая женщина, что поила меня при встрече бражкой.

Ох уж эта бражка, до сих пор от нее отрыжка в нос шибает.

Научить их квас варить, что ли?

Странные тут обычаи, вина в подвалах хоть залейся, а встречают брагой… Впрочем, как вспоминаю, на такой случай жена дяди Оле также постоянно бражку держала, хотя посетители на нашем хуторе были в редкость. Так что тут либо бражка, либо чистая вода. Или вода положена только гостям? Вальду потом воды поднесли. Разобраться мне надо с этими обычаями, а то, что все некогда было — не оправдание. Мне тут жить. А «хшешь жичь, як врона, каркай, як вона», — любила повторять у нас в академии студентка, позиционирующая себя как полячку.

Управляющий в имении был, как оказалось, только распорядитель — мышца, а все бумаги вела Альта. Грамотно вела, я скажу. Мозг.

Женщина терпеливо сидела на стуле у стены, сложив руки на коленях, и в разговор мужчин не встревала. Так же как до того не мешала мне рыться в ее гроссбухах, только кратко и по существу отвечая на возникающие у меня вопросы.