Следом показалась из сенок помертвевшая Анна.

— Ого! Винтогез! Тгехлинейка! — воскликнул, картавя больше обычного от возбуждения, Гадаскин. — Вот так да! Ну, Цупко, полные кганты выходят, а? А ну, дай гляну! — Протянул руку к винтовке, которую Баташев уже окончательно выпростал из рогожи. — Хм, вполне. Ну что, гожа уголовная, полный наговог, говоришь, на тебя? Что молчишь, паскуда?! Твоя винтовка?!

Цупко со всего маха рухнул на колени:

— Начальник! Не губи! Истинный крест, не мое это, не мое! Да чтоб мне! Партизан один поберечь велел, для охоты! Не мое, ей-богу, к маменьке не ходи, нача-а-альник!..

— Не скули, сволочь жигная! Партизан один… Вгешь, гад!

Гадаскин занес над Цупко винтовочный приклад.

— Колись, сука!

— Не вру, господин хороший, не вру! Григорием звать, а фамилия… Запамятовал!

— Вспомнишь, сучье отгодье! Вспомнишь! Попов, ну-ка, вгежь ему пару горячих казачьей подружкой!

— Бурдинский, Бурдинский евонная фамилия, Егорша Бурдинский!

— Ха, сразу память прорезалась! Так Егорша или Григорий? А? — поиграл нагаечкой Попов.

— Егорий…

— Смотри, чтоб с тобой медвежьей болезни не приключилося, орелик! И откуда же это у тебя, гниды, вдруг партизан, как ты говоришь, знакомый оказался? — спросил Попов.

— Дык, попросил по-приятельски, партизанили вместе…

— Охо-хо-ха-ха! Эко, бляха муха, как завегнул! — Гадаскин заржал и согнулся от смеха почти вдвое. — Цупко! Блядь стагая! С тебя пагтизан…

— Помогал я! Продуктишками, вещички опять же…

— Ты, сука, к пагтизанскому гегойству не пгимазывайся! — вздернул с земли за грудки Филю Гадаскин, бешено вращая белками. — Мгазь уголовная! Помогал он! У-у! Зашибу, паскуду!

Он оттолкнул Цупко и повернулся к Ашихмину с Поповым.

— А кто мне говогил, что своего человека на заежке заимели? Вот это говно? Это?!

— Так… это… — откашлялся Ашихмин. — В прошлый раз он нас на контрабанду навел…

— Увел, а не навел! — Гадаскин зло сплюнул в сторону Цупко. — Фуфелей подставил! Небось тех, что самому ему мешали, а главную добычу, гад, стогоной пгопустил! Не так, а, вошь тифозная? Так небось!

— Век воли не видать, начальник! — истерично застучал кулачищем в гулкую грудь Филя. — Землю ем — без фуфла сдал! Как на духу! Эх-ма, к маменьке не ходить, справедливости не дождесси, заформачили, как последнего фрайера!..

— Слыхал, Михаил, рулады? — засмеялся Ашихмин, подмигивая Баташеву, удивленно уставившемуся на рыдающего Цупко. — Циркач, каких поищи! А по блатной музыке, ишь, собаку съел, да не одну! Ладно, хорош тут представление разводить!

— И то, — кивнул Гадаскин. — Давайте-ка тгогаться будем. Значится, так! Этого агтиста, — ткнул пальцем в Цупко, — связать и на телегу! Стагичка, котогый вон на пгиступке затаился… Эй, ты, стагый пень! — крикнул он Бизину. — Понял меня давече? То-то…

Снова обратился к своей команде.

— Стагичка, хег с ним, пока отставим, толку с него… Да, пусть наша уголовная гожа сразу сухаги захватит и бельишко. За один только винтогез ему на нагах до-олго обитать! Слышь, пес, живо дуй в хату, но без глупостей! Собирай майдан, пагаша по тебе скучает! Баташев! Пригляди за арестованным!

Гадаскин снова покрутил обнаруженную винтовку, клацнул затвором, провел пальцем по вырезанным ножом на прикладе буквам: «Г. Б.» Что-то заставило его нахмуриться и пристально посмотреть в спину Цупко, обреченно направившемуся в избу.

Но тут и Филипп вдруг остановился и, чуть не сбив своей тушей Баташева с ног, — к Гадаскину, с шепотком:

— Гражданин начальник, на два слова, разговор секретный имеется… Переговорить ба, без постороннего уха…

Жалкий лепет медведеподобного Филиппа производил комичное впечатление. Милиционеры засмеялись, но Гадаскин оборвал:

— Тихо! Пущай уж до жопы колется!

— Мне надо с вами тока…

— Ну?

— Пройдемте в избу, сподручнее вопрос обговорить…

— Ага, пегеговогы у нас под белым флагом!

— Не сумлевайтесь, гражданин начальник, без обману! — Цупко заложил такой крест, что милиционеры снова грохнули. Настойчивость Цупко Гадаскина несколько озадачила.

— Ладно, пошли в хату! Бгатцы, — обратился он к подчиненным, — погодьте малость, пегетолкую с субчиком, коли ему невтегпеж. Во дворе не зевать, поняли!

Гадаскин и Цупко прошли в горницу.

Сидевший у крыльца Бизин, делая вид, что прикемарил по-стариковски, прикидывал в уме, кого же Филя решил продать и для чего. Одновременно, через полуприкрытые веки, как в прицел, оглядывал и запоминал накрепко лица агентов угро.

Анна с домочадцами подалась, поникнув, в большой дом, откуда слышался скрипучий голос старого охотника Митрича, о чем-то перепиравшегося с дедом Терентием. Тот там и жил, в выгороженном дощатой перегородкой углу, — следил за порядком, грел для приезжих чайник или самовар, чинил упряжь.

Из крайнего окна дома для постояльцев через щель в занавесках, скрадываясь, зырил за милиционерами Мишка Спешилов.

4

В «барской» избе тем временем разговор разворачивался интересный.

— Ну, чего ты мне тут секгетного нашепчешь? — брезгливо глядел на Цупко начальник угрозыска.

— Не сумлевайтесь, дорогой гражданин-товарищ…

— Волчага чикойский тебе товагищ! Выкладывай, чего зазывал?

— Гражданин начальник, вот те! — воровским жестом изнизу поддел передние зубы Филя. — Я ж от чистого сердца прошлый раз контрабанду сдал! И сами же убедилися, што нащет овса — полный навет!..

— Ты мне, что, политгьямоту тут читать собрался о собственной пользе?! Аблокатом заделался?!..

— Упаси меня Боже! — Цупко прижал к груди обе ручищи. — Я про то, что пользы могу принести донельзя! Завсегда подсобить конторе вашей, нешто не понимаю…

Гадаскин изучающе посмотрел на прохиндея, растягивая слова, переспросил:

— Завсегда подсобить, говоришь?

— К маменьке не ходить! От те крест, век воли…

— Слышал! — отмахнулся Гадаскин и внезапно хлестнул вопросом. — А лошади чьи?

— Приблудные! Можа, и хозяева обыскалися, так мне ноне на то не с руки было. Старика вона из централа встречал, тожа, ведь, по-людски надо, один как перст… Так и думал, что поспрошаю нащет лошадок завтреву дни…

— Вгешь ты все, как сивый мегин!

— Да, никоим разом! А еще подозреваю, что коников увели, но, вас испугавшись, бросили, вот они и приблудилися. Пошто же добро от себя отталкивать!

— Конешно-о… — насмешливо протянул Гадаскин, разваливаясь на стуле. — Новый рассказ, паря, у тебя еще интереснее! Ну а коровенку у кого стибрил?