Не успели мы проводить пароход в Александрийском порту, как капитан получил приказ повернуть и зайти за грузом лука в Порт-Саид в зоне Суэцкого канала. Здесь Абдулла увидел, как белые соблюдают свой моральный кодекс. Его разбудил грохот пушек, смертоносные снаряды пролетали над блокированным каналом и поражали лачуги арабов. Потрясенный, но не испуганный, он стоял на палубе возле горючей папирусной лодки и смотрел, как что-то просвистело над самым пароходом и взорвалось в гавани. Грузчики исчезли, и пароход опоздал с выходом из Египта на несколько суток. Тем не менее папирусная лодка в конце концов благополучно прибыла на старт в Марокко, и теперь Абдулла приводил ее в порядок. На пути от Каира до Александрии и от Танжера до Сафи она из-за тряски немного сплющилась, хвост и нос порастрепались и обуглились от столкновений с мостами и высоковольтными проводами, но желтые стебли становились все мягче и крепче от влажного морского воздуха.

На сегодня был назначен спуск на воду. 17 мая – национальный праздник Норвегии. Паша лично все подготовил, отведя нам тот же слип, с которого спускали рыбацкие лодки. Как наместник короля, он обладал большой властью и использовал ее на благо экспедиции. Двери дома паши были широко открыты для меня с того дня, как я пришел к нему с письмом от его друга, постоянного представителя Марокко при ООН – Бенхима. Мы сразу стали друзьями. Таких людей, как паша Тайеб Амара и его супруга Айша, немного на свете. Оба одинаково активны и увлечены социальными проблемами. Паша применил свои полномочия для строительства современных школ, молодежных центров, жилья для рабочих, клубов моряков, библиотек; праздность в древнем приморском городе сменилась бурной деятельностью. Мадам Айша – один из двадцати членов женского совета короля Хассана.

Вот и она – в берберской одежде, с ярким кувшином в руке. Мы встали с пуфиков из верблюжьей кожи: пора идти в гавань.

– Раз уж поручили берберке крестить лодку, сделаю это козьим молоком, – сказала она, показывая Ивон содержимое кувшина. – Козье молоко в Марокко исстари считается символом гостеприимства и добрых пожеланий!

В гавани собралось множество народу. Папирусная лодка принарядилась к празднику, ветер развевал флаги участвующих стран. Айша разбила вдребезги свой красивый кувшин о деревянную раму, так что черепки разлетелись во все стороны и молоко обрызгало папирус и почетных гостей.

– Нарекаю тебя «Ра» в память бога солнца!

Тотчас заскрежетали цепи и шестеренки. Толпа посторонилась. Папирусная лодка пошла вниз по слипу к воде, а я переглянулся с верным покровителем экспедиции, послом Анкером, который вытянулся в струнку с улыбкой на лице и молоком на пиджаке. Он приехал с женой из Каира, чтобы проводить нас. Наверное, в эту минуту у нас в голове была одна мысль: будем надеяться, что самые опасные рифы уже позади! Другие думали иначе. Глядя на нос лодки, который должен был вот-вот коснуться воды, какой-то фотограф наклонился ко мне с расширенными глазами:

– Что вы скажете, если она сейчас пойдет ко дну? Я ничего не успел ответить. «Ра» легла на воду. Деревянная рама вместе с железной тележкой скрылась под водой, а лодка гусыней закачалась на волнах, и всплывшие на поверхность щепки и куски папируса вытянулись за ней вереницей, будто гусята. Толпа дружно ахнула от восторга и облегчения. Многие опасались, что лодка, если не опрокинется, то уж во всяком случае будет крениться, ведь она еще не испытывалась, и ее нельзя было назвать симметричной. Как-никак работа ручная, поэтому сторона, сделанная Муссой, оказалась при обмере борта на 40 сантиметров длиннее стороны, которую связал Умар. Но с балансом все было в порядке, и никакое количество пассажиров не могло его нарушить. Осадка составляла всего 20 сантиметров, да и то за счет нижней части трех средних связок, образующей киль почти двухметровой ширины. Лодка лежала на воде, словно спасательный буек. Стоявший наготове буксир отвел копну папируса к большой барже, и мы пришвартовались к ней, чтобы стебли не терлись и не мочалились о каменный пирс. Здесь «Ра» простояла восемь суток, пока папирус ниже ватерлинии пропитывался водой и мы устанавливали такелаж.

В эти же дни состоялось первое знакомство всех участников экспедиции друг с другом. Впрочем, мы знали, что в маленькой бамбуковой корзинке, которой предстояло на много недель стать нашим домом, у нас будет вдоволь времени, чтобы поближе узнать каждого.

Норман Бейкер из Соединенных Штатов... Единственный настоящий моряк на борту, он стал штурманом и радиотелеграфистом экспедиции. Вот он сидит в дверях каюты и строго, придирчиво изучает свою аппаратуру, проверяет каждую деталь со знанием дела. Мое знакомство с ним было очень беглым. Когда я заходил на Таити на судне, зафрахтованном для экспедиции на остров Пасхи, к нам на борт поднялся спокойный, тихий человек – это и был Норман, он только что сам привел с Гавайских островов на Таити 12-метровый кеч, пройдя на нем больше 2 тысяч миль вместе с одним американским биологом. Штурманское дело он знал хорошо. Ему довелось служить в американских ВМС, он носил звание коммандера и преподавал океанографию в военно-морском училище в Нью-Йорке. А в гражданской жизни он был антрепренером строительной фирмы в городе небоскребов.

– Нет, правда, у тебя совсем нет морского опыта? – недоверчиво спросил он, обращаясь к Юрию, который сидел с ним рядом, круглый, благодушный, вертя в руках клистирную трубку.

– Я ходил на советском судне в Антарктику и обратно, – широко улыбаясь, ответил Юрий Александрович Сенкевич, наш русский экспедиционный врач.

И он начал рассказывать про прекрасных девушек Манилы, однако Нормана больше интересовало, верно ли, что Юрий год провел в самой холодной точке земного шара. Да, подтвердил Юрий. В качестве врача и физиолога он год зимовал на советской станции «Восток», посреди антарктического материка, на высоте 3 тысяч метров над уровнем моря, где температура падает до 80° ниже нуля.

Юрий был единственным из ребят, кого я еще совсем не видел, и мы одинаково волновались, когда его самолет приземлился в Каире. А началось с того, что я написал президенту Академии наук СССР М. В. Келдышу; этот серьезный, немногословный исследователь возглавляет всю науку Советского Союза, от спутников до археологии. В письме я напомнил ему, как он однажды спросил меня, почему в моих экспедициях не участвуют русские. Теперь такой случай представился. Мне нужен советский участник, нужен врач, не может ли президент Келдыш предложить кого-нибудь? Желательно, чтобы врач этот владел иностранным языком и был наделен чувством юмора. Русские вполне серьезно отнеслись ко второму пункту. Когда Юрий вышел из аэрофлотского самолета, нагруженный подарками и медицинским снаряжением, я заметил, что он выпил рюмочку для веселья.

Юрий сразу стал в экипаже своим человеком. Он был не очень силен в английском языке, но достаточно, чтобы понимать юмор. Сын врача, он родился в Монголии и смахивал на коренного жителя Азии. Его выбрали среди молодых ученых одного из институтов Министерства здравоохранения СССР, где он изучал влияние экстремальных факторов на организм человека. Осмотрев щелеватую бамбуковую каюту, в которой нам предстояло быть запущенными в океан, Юрий не без юмора заключил, что космонавтам лучше.