Заммер неторопливо разогнулся, повернулся к Перену и, ни слова не говоря, высадил остаток магазина в лицо специалиста по радиационной защите. Когда слова не нужны, нечего и воздух сотрясать понапрасну.

Потом сапёр вновь сменил магазин, закинул автомат за спину, осторожно поднял девушку и вынес ее из здания. Он чувствовал, как его пальцев касается что-то теплое и склизкое, но не мог заставить себя посмотреть вниз – ибо знал, что увидит.

Он осторожно положил девушку на траву и, закусив до боли губу, всё-таки глянул.

И не смог сдержать стона.

Живот Вороновой был распорот от бока до бока. Сплошное месиво из разорванных внутренностей. Заммер отвел взгляд и смахнул набежавшую слезу окровавленной рукой.

– Всё плохо, да? – улыбнулась бледными губами девушка. – Знаешь, странно, но боли нет.

– Позвоночник задет, – с трудом проговорил сапёр. – Всё, что ниже, парализовано и ничего не чувствует.

– Это хорошо, – сказала Воронова. – Хоть здесь повезло. Жаль, Лопеза нет больше, помог бы кишки обратно в живот заправить. А то некрасивый труп получится.

Оттого, что она, умирая, пыталась шутить, Заммеру стало жутко. Он много смертей повидал на своем веку, был свидетелем того, как мужики плачут на пороге небытия, словно малые дети. Но чтобы человек уходил вот так, с улыбкой на бледных губах – такое он видел впервые.

– Знаешь, думаю, дальше всё равно больно будет, – сказала девушка. – Ни к чему это. Поэтому сделай как ты умеешь. Быстро. А винтовку мою Богдану отдай, пусть у него останется. На память.

Заммер кивнул.

И сделал всё как она просила…

Одинокий выстрел разорвал тишину, а следом сапёр услышал топот – это бежали к нему остальные члены группы.

– Мы услышали выстрелы и решили… – начала было Анна – и осеклась, увидев обезображенный труп Вороновой.

– Там, в здании, было что-то, – деревянным голосом сказал Заммер.

– А теперь? – ошарашенно спросил Протон.

– Теперь нет, – отозвался сапёр.

– А Перен?

– Его тоже нет, – сказал Заммер. – Да, наверно, и не было никогда. Так, ходячее пустое место.

Богдан не стал уточнять, что имел в виду сапёр. Он просто прошел в здание, увидел всё и вернулся обратно.

Для человека, прошедшего афганскую войну, а потом много лет пытавшегося прорваться в Зону, всё стало очевидным с одного взгляда.

– Он всё верно сказал, – произнес Богдан. – По-другому и не скажешь. Это мясоглот был. Взрослый. Я их только издали видел. Жуткая тварь. Говорят, они как-то проникают через кордон, выходят из Зоны, ловят людей, затаскивают обратно – и либо жрут их, либо кусают, впрыскивая свою слюну, после чего человек сам становится мясоглотом. Размножаются они так. Всегда считал это выдумкой…

– А теперь эта выдумка убила ее, – произнес Заммер. – Она сказала перед смертью, чтобы ты взял ее винтовку на память о ней. И еще. Я не дам оставить так ее тело. Как хотите.

– Закапывать бесполезно, – напомнил Протон.

– Я знаю, – отрезал Заммер. – Значит, закопаем глубже.

– Всё равно мутанты выроют, – сказал Богдан, задумчиво обозревая унылый пейзаж. – Погоди, есть идея. Неси ее сюда.

И показал на автобус.

Заммер хотел спросить зачем, но подумал – и не стал. Как ни крути, сталкер успел себя зарекомендовать как хороший проводник и толковый командир отряда. Поэтому он осторожно поднял мертвое тело девушки и понес туда, куда сказал Богдан.

– Клади рядом с колесом, – произнес сталкер.

Заммер подчинился.

– И? – спросил он.

– Давай отойдем. На всякий случай.

Они отошли на несколько шагов. Прошла минута. Вторая.

– Ничего не понимаю, – сказал подошедший Протон. – Что вообще происходит?

– Я думаю, что аномалии живые, – сказал Богдан. – И убивают не просто так. Они охотятся. Им нужна белковая пища, иначе эти странные порождения Зоны слабеют и умирают. И вот это пламя на крыше автобуса – оно не случайно. Я в прошлые свои рейды несколько раз воро́н замечал, да и сейчас уже пару раз видел. Других птиц в Зоне почти нет. Если залетят случайно, то тут же разворачиваются – и обратно. А воро́ны живут здесь, ничего не боятся. По-моему, это пламя на них и охотится. Увидит дурная птица блестящее, снизится посмотреть, тут оно ее схватит и переварит. По-своему.

– Уверен? – прищурился Протон.

– Нет, – покачал головой Богдан. – Просто думаю так. И чувствую…

– Смотрите, – ткнула пальцем Анна на крышу автобуса. – Она двигается!

И правда.

Пламя цвета чистого неба медленно сползало вниз. Вернее, стекало по двери автобуса большой полыхающей каплей. Сначала медленно, неуверенно, а потом всё быстрее и быстрее.

– Назад, – сказал Богдан.

И вовремя.

Члены группы успели попятиться на несколько шагов, когда капля лазурного пламени наконец добралась до мертвого тела – и словно обняла его мягким, прозрачным огнем, будто пробуя на вкус неожиданное подношение…

В следующую секунду члены группы невольно прикрыли глаза, так как рядом с автобусом взметнулся вверх столб ревущего пламени… который почти сразу исчез, будто и не было его вовсе… вместе с мертвым телом старшего лейтенанта Вороновой. Только теперь в лазурный огонь был обернут весь автобус, который стал похож на волшебный мираж, плывущий над серой травой Зоны.

– С ума сойти, – пробормотала Анна. – Насколько всё это ужасно… и одновременно красиво.

– Ну да, целого человека сожрать – это тебе не на воро́н охотиться, – пробормотал Заммер. – Вон как оно развернулось. Хотя это всяко лучше, чем если б мутанты сожрали мертвое тело…

– Упокой ее Зона, – сказал Богдан. При этом отметив, что раньше не слышал подобного словосочетания. Само пришло, словно из ниоткуда.

– Хорошо сказал, – вздохнул Протон, доставая свой КПК. – Душевно.

– Потом запишешь, – зыркнул на ученого Заммер. – Идти надо.

– И то верно, – сказал сталкер. – И побыстрее, если хотим добраться до цели засветло.

* * *

– Километра два осталось, – сказал Заммер, сверяясь с военной картой.

Село Копачи осталось по правую руку. Уже видна была знаменитая вентиляционная труба Третьего энергоблока, похожая на суставчатый, высохший палец трупа, указывающий в небо.

Группа медленно, но верно приближалась к цели. Конечно, всем хотелось идти быстрее, но болотистая почва, в которой по щиколотку утопали ноги, значительно тормозила скорость передвижения. Асфальтовая дорога осталась позади, и сапёр периодически ворчал по этому поводу.

– И чего через Копачи не пошли? – пробубнил он себе под нос уже в третий или в четвертый раз. – Чуйка у него, видишь ли. И теперь из-за этой чуйки уже полчаса грязищу месим, ползем как гусеницы.