Противники долго примеривались друг к другу. Марий, находившийся в начале 101 года под Плаценцией (совр. Пьяченца), совершил ряд маневров, соединился с Катулом и загнал неприятеля в ограниченное пространство между Альпами, нынешним Турином и Сезией. В стратегическом плане он уже выиграл войну, ибо снабжение десятков тысяч германцев на столь узком участке было затруднено.[399] Но предстояло ее выиграть еще и тактически, тем более что противник не собирался уходить из Италии. В конце концов Марий прекратил передвижения, явно провоцируя врагов на битву.[400] В июле 101 года «царь» кимвров Бойорикс, подъехав к римскому лагерю, предложил договориться о месте и дне битвы — распространенный у многих древних народов обычай,[401] сохранявшийся очень долго; как известно, еще Петр I и Карл XII заключили подобное соглашение накануне Полтавской баталии. Марий отвечал, что не в обычае у римлян совещаться с врагами о сражении, но для германцев он сделает исключение.[402] Решено было сойтись на третий день на так называемых Раудийских полях близ италийского города Верцеллы (совр. Верчелли) (Плутарх. Марий. 24. 4–5; Орозий. V. 16. 14).

Плутарх объясняет выбор поля тем, что на нем было удобно действовать и римской коннице, и развернутому строю германцев (Марий. 25.5). Объяснение очень странное — о римской кавалерии в сражении не упоминается. Да и могла ли она на равных противостоять германской? Бой под Тридентом показал, насколько это сомнительно. При Аквах Секстиевых важнейшую роль сыграл удар из засады, нанесенный спрятавшимися на холме воинами, а на Раудийских полях холмов не было. В связи со всем этим высказывалась мысль, что земли за Верцеллами представляли большой экономический интерес для римских дельцов, с которыми был связан Марий. Эти края не были еще в собственности римского народа. И потому-де, чтобы завладеть ими и исправить сей юридический «просчет», консул решил разгромить врага именно там — в угоду римскому бизнесу и, разумеется, себе.[403] Думается, однако, что можно обойтись и без столь хитроумных построений. Просто победитель Югурты чувствовал себя достаточно сильным, чтобы разбить врага и на холмах, и на плоской равнине. Что он и сделал.

Под командованием Мария находилось 52 300 человек; 32 тысячи составляли его собственные воины и 20 300 — части Катула (Плутарх. Марий. 26.6). Численность германцев неизвестна. Они наверняка понесли тяжелые потери в предшествующих сражениях с римлянами, а также с кельтиберами в Испании, не говоря уже о болезнях. По современным подсчетам, их численность составляла примерно 150 тысяч человек, включая женщин и детей. Боевые же силы состояли из 30–33 тысяч пехотинцев и 15 тысяч всадников.[404] Другие авторы пишут о 25–30 тысячах (правда, и число римлян снижая до 35–40 тысяч).[405] Возможно, эти цифры занижены, тем более что они принадлежат немецким историкам, которые симпатизировали своим предкам-германцам. Но в любом случае не приходится говорить об огромных полчищах варваров, которые Плутарх (или его источник) сравнивает с «безбрежным морем» (Марий. 26.2).

Знаменитое сражение при Верцеллах состоялось 30 июля 101 года. Марий выстроил свою армию на выдвинутых вперед флангах, а командование центром поручил Катулу. Катул, а также Сулла утверждали позднее, будто главнокомандующий поступил так из недоброжелательства: он надеялся, что центру, стоявшему в глубине построения, возможно, вообще не придется принять участие в бою и стяжать славу {Плутарх. Марий. 26. 6–8). Всерьез воспринимать столь дикое объяснение невозможно:[406] воины Катула были хуже подготовлены, чем ветераны Мария,[407] и полководец предпочел поставить перед ними оборонительную задачу, поскольку наступательные действия требуют большего опыта и выучки. Если бы легионы Катула пошли в наступление и потерпели бы неудачу, он потом утверждал бы, будто его нарочно бросили в атаку на слишком сильного врага, чтобы погубить.

Кимвры же, согласно Плутарху, построились квадратом со стороной в 30 стадий, то есть 5,5 километра. Однако это означает, что даже при самых широких интервалах их численность достигала нескольких миллионов человек. Поэтому либо длина и ширина строя, либо его форма указаны неверно.[408] Да и вряд ли кто-либо из римлян мог точно установить эти параметры на глазок, а самих германцев такие подробности вряд ли интересовали.

Германская конница, «числом до пятнадцати тысяч, выехала во всем своем блеске, с шлемами в виде страшных, чудовищных звериных морд с разинутой пастью, над которыми поднимались султаны из перьев, отчего еще выше казались всадники, одетые в железные панцири и державшие сверкающие белые щиты. У каждого был дротик с двумя наконечниками, а врукопашную кимвры сражались большими и тяжелыми мечами» (Плутарх. Марий. 25. 10–11).

И еще о вооружении, на сей раз римском. «Считается, что именно в этой битве Марий впервые ввел новшество в конструкцию копья. Раньше наконечник крепился к древку двумя железными шипами, а Марий, оставив один из них на прежнем месте, другой велел вынуть и вместо него вставить ломкий деревянный гвоздь. Благодаря этому копье, ударившись о вражеский щит, не оставалось прямым: деревянный гвоздь ломался, железный гнулся, искривившийся наконечник просто застревал в щите, а древко волочилось по земле» (Плутарх. Марий. 25.2).

Ход битвы не вполне ясен. Беда в том, что наиболее подробное ее описание приводит Плутарх, который сам дает понять, что опирается на мемуары ненавидевших Мария Катула и Суллы (Марий. 25.6 и 8; 26.6 и 10; 27. 6–7). В их изложении Марий выглядит завистливым, глупым и некомпетентным. Есть и немало фактических несуразностей. По сведениям Плутарха, битва началась с атаки кимврской конницы. Она шла не прямо на римлян, а уклонялась вправо, тем самым завлекая неприятеля в промежуток между своими рядами и германской пехотой. Римские военачальники разгадали хитрость, но стоило одному из солдат крикнуть, что враг отступает, как остальные бросились преследовать его. Марий совершил жертвоприношения, воскликнул: «Победа моя!» — и двинулся преследовать врага. Однако поднялось облако пыли, в котором его легионы долго блуждали по равнине. Пехота кимвров по «счастливой случайности» натолкнулась на войска Катула, и именно здесь, в центре, завязалось главное сражение. Врагам слепило глаза солнце, они задыхались в пыли, тогда как солдаты Катула даже не покрылись потом. Вид огромного числа врагов не пугал их, ибо из-за поднявшейся пыли они видели лишь первые ряды германцев (Плутарх. Марий. 26). Другие авторы уверяют, будто Марий, используя опыт Ганнибала, намеренно построил армию с таким расчетом, чтобы туман скрывал его легионы от неприятеля, солнце ослепляло врагов, а пыль от поднявшегося ветра неслась им в глаза (Фронтин. П. 2. 8; Флор. III. 3. 15; Орозий. V. 16. 14–15; Полиен. VIII. 10. З).[409]