— Это так, господин, — говорил между тем Ёси. Голос его звучал ровно, хотя кровь отхлынула от лица. — Но я являюсь опекуном и должен подать вам совет пересмотреть…

— Мне не нужны ваши советы! Никто меня не спрашивал, нужен ли мне опекун. Я не нуждаюсь в опекуне, родич, особенно в таком, как вы.

Ёси смотрел на юношу, который весь дрожал от гнева. «Когда-то я был совсем как ты, — холодно подумал он, — безвольной куклой, которой можно было приказать одно, потом другое, которую можно было услать прочь от собственной семьи, чтобы его усыновила другая, женить, изгнать, едва не погубить шесть раз и все потому, что боги позволили мне родиться сыном моего отца, так же, как и ты, жалкий глупец, родился сыном своего. Между нами много общего, но я никогда не был глупцом, всегда был воином, всегда знал, что меня используют, и теперь между нами огромная разница. Я перестал быть куклой. Сандзиро из земли Сацума ещё не знает об этом, но он своими стараниями сделал меня кукольником».

— Покуда я опекун, я буду охранять и защищать вас, господин, — сказал он. Его глаза скользнули по девушке, такой крошечной и хрупкой, внешне. — И вашу семью.

Она не встретилась с ним взглядом. Это было излишне. Оба поняли, что война объявлена.

— Мы рады быть под вашей защитой, Торанага-сама.

— А я нет! — взвизгнул Нобусада. — Вы были моим соперником, теперь вы ничто! Через два года мне исполнится восемнадцать, и тогда я буду править один, а вы… — Его трясущийся палец нацелился в бесстрастное лицо Ёси, все вокруг стояли потрясенные — кроме девушки. — Если вы не научитесь покорности, я… вы будете изгнаны на Северный остров навечно. Мы-отправляемся-в-Киото!

Он круто повернулся. Стражник поспешно распахнул дверь. Нобусада торопливо вышел, провожаемый поклонами. Принцесса Иядзу последовала за ним, потом вышли все остальные. Когда они вновь остались одни, Андзё вытер пот с шеи.

— Она… она источник всего этого… возбуждения и «блестящих идей», — едко проговорил он. — С тех пор как она прибыла, этот идиот поглупел ещё больше, и отнюдь не потому, что етит её каждую ночь до умопомрачения.

Ёси был глубоко изумлен тем, что Андзё произнес столь очевидную, хотя и опасную вещь вслух, но виду не подал.

— Чай? — предложил он.

Андзё кивнул с мрачной миной, снова завидуя его красоте, уверенной невозмутимости и силе. «Кое в чем Нобусада не такой уж и дурак, — подумал он. — Я согласен с ним в отношении тебя, чем скорее убрать тебя с дороги, тем лучше, тебя и Сандзиро — от вас обоих жди беды. Интересно, не смог бы Совет проголосовать за то, чтобы ограничить твою власть опекуна или вовсе изгнать тебя? Ни для кого не секрет, что стоит этому глупому мальчишке увидеть тебя, как он сходит с ума от ярости — и она тоже. Не будь тебя, я сумел бы держать эту сучку в узде, сестра она там императору или нет. И подумать только, мало того что я сам в своё время выступал за этот брак, я ещё довел до конца замысел тайро Ии, даже невзирая на сопротивление императора их союзу. Разве мы не отвечали отказом, когда он с неохотой предложил нам сначала свою тридцатилетнюю дочь, потом годовалого младенца, пока в конце концов он не уступил давлению и не согласился отдать за сёгуна свою сводную сестру?

Конечно, родственная связь Нобусады с императорской семьей укрепляет наши позиции против Сандзиро и других влиятельных даймё с окраин страны, а также против Ёси и всех тех, кто хотел, чтобы именно его избрали сёгуном. Эта связь станет могучим оружием в наших руках, как только она родит ему сына — это заодно смягчит её и повыпустит из неё яд. Она уже давно должна была бы забеременеть. Врач мальчика увеличит ему дозу женьшеня или даст ему немного особого снадобья, чтобы увеличить его силу, ужасно быть таким неспособным в его возрасте. Да, чем скорее она понесет от него, тем лучше». Он допил свой чай.

— Мы встретимся завтра на заседании Совета. — Оба небрежно поклонились друг другу.

Ёси вышел из комнаты и поднялся на стены башни. Ему был нужен свежий воздух и время, чтобы все обдумать. Внизу под собой он видел огромные каменные укрепления с тремя опоясывающими их рвами, один внутри другого, несокрушимые форпосты и подъемные мосты. Стены поражали своей чудовищной высотой. В замке свободно размещались пятьдесят тысяч самураев и десять тысяч лошадей, вместе с просторными павильонами, дворцами для избранных, преданных семей — при этом в кольце внутреннего рва жили только семьи рода Торанага — и садами повсюду.

В центральной башне, над и под ним, находились наиболее охраняемые жилые помещения и святая святых — апартаменты правящего сёгуна, его семьи, придворных и вассалов. А также сокровищница. В качестве опекуна Ёси тоже жил здесь — нежеланный сосед, которого постарались отселить подальше, но все же в безопасности и со своей собственной стражей.

За внешним рвом начинался первый пояс княжеских дворцов, охранявших подступы к замку. Это были огромные, богатые, широко раскинувшиеся резиденции, за которыми тянулся пояс дворцов поскромнее, потом ещё один — из совсем уже скромных. Каждый из даймё в стране имел здесь свой дворец. Место для каждого определил сам сёгун Торанага и приказал возвести их в соответствии с новым введенным им законом санкин-котай.

Что бы он сейчас посоветовал мне?

Во-первых, терпение, потом он процитировал бы Сунь-цзы: «Знай своего врага так, как ты знаешь себя самого, и тебе не страшны сто битв; если ты знаешь себя, но не знаешь врага, за каждую одержанную победу ты потерпишь также и поражение; если же ты не знаешь ни себя, ни врага, ты уступишь во всех битвах до единой».

Я знаю кое-что о своём противнике, но недостаточно.

Я снова благословляю отца за то, что он заставил меня понять ценность образования, за то, что долгие годы он приставлял ко мне многих разных и необычных учителей, как японцев, так и иностранцев. Печально, что у меня не было дара к изучению языков, поэтому учиться приходилось через посредников: голландские купцы учили меня истории мира, английский матрос помог проверить истинность того, что говорили голландцы, и открыл мне глаза — так же и Торанага использовал Андзин-сана в своё время, — и сколько их ещё было.

Китайцы, которые рассказывали мне о науке управлять, о литературе, об «Искусстве войны» Сунь-цзы; старый французский священник-ренегат из Пекина, который провел у нас полгода, знакомя меня с Макиавелли, он кропотливо переписывал его труды китайскими иероглифами, за что ему было позволено жить во владениях отца и вволю наслаждаться утехами Ивового Мира, который он обожал; американский пират, высаженный со своего корабля на берег в Идзу, который рассказал мне о пушках, об океанах травы под названием прерии, о главной твердыне американцев, которую он называл Белый дом, и о войнах, в которых они уничтожали туземцев, населявших раньше те земли; русский эмигрант, бежавший из края страшного холода под названием Сибирь, он утверждал, что он князь, владелец десяти тысяч рабов, и рассказывал удивительные истории про какие-то города, которые он называл Москва и Санкт-Петербург; и все остальные — некоторые проводили со мной всего несколько дней, другие оставались на месяцы, но никто не пробыл дольше года, никто из них не знал, кто я такой, и мне тоже было запрещено им говорить, отец всегда был так осторожен и скрытен и так ужасен в гневе.