Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я не всегда был котом… В первый день моей кошачьей жизни… Я занимался продажами…»
— Но тогда… если вы не экстрасенс, откуда вы так много знаете про моего папу?
Барни смотрел в зеленый глаз, который блестел совсем близко от него. Он понял, что именно это притянуло его сюда, как притягивает ночных бабочек горящая лампочка. Не сам глаз, а душа, которая светилась в глубине его. Эту душу он знал лучше всех на свете.
Наводящий Ужас молчал. С подбородка его упала в миску капля молока. Он улыбнулся — Барни скорее почувствовал, чем увидел это.
— Ты уже это знаешь.
И это правда. Барни уже знал. Как он мог не знать, сидя так близко к человеку, которого любил больше всех на свете, — пусть даже сейчас этот человек был котом!
— Да, папа. Я знаю.
Осознать это было непросто.
Очень непросто. На это нужно было время.
Ему хотелось обнять папу, того же хотел и папа, но обниматься, будучи котом, не очень-то удобно. Поэтому они промурчали друг другу нежные слова и потерлись головами — это все, что они могли сделать.
Барни почувствовал, как в нем растут злость и досада. И злость эта прорвалась наружу вопросами.
Почему так произошло?
Ответ: Папе было грустно, и он увидел кота, который нежился на солнышке.
Но почему он захотел стать котом, если знал, что у него есть сын, который его любит?
Ответ (дурацкий, по мнению Барни):
Потому что со времени развода он так редко его видел. И потому, что ему было очень плохо в тот момент.
Он вспоминал про Барни?
Ответ: Да, ежедневно и ежеминутно, и именно поэтому он каждое утро сидел на окне, чтобы увидеть, как тот гуляет с Гастером (который всегда мешал ему подойти ближе). Он сказал, что помнит все. Помнит пирог с яблоками и черникой, который так любил когда-то. Помнит долгие прогулки по Ландышевому лесу — теперь он уже не мог там гулять из-за собак. Помнит о том, как мечтал открыть свой садоводческий центр. И о том, как приятно плавать на спине в бассейне.
А что случилось с котом, который превратился в него?
Ответ: Он работает в кошачьем приюте в Эдгартоне. Он был очень добрым и хотел помочь кошкам, которых оставляют в этом паршивом приюте. Так что теперь приют в Эдгартоне — чудесное место, и кошки, которые хоть раз там побывали, мечтают только о том, чтобы их хозяева уехали в отпуск и никогда не возвращались.
Он знает, как им снова стать людьми?
Ответ: Да. Нужно найти котов, которые превратились в них, и просто захотеть снова стать людьми.
Барни немного поразмыслил.
— Так почему тогда ты не пошел в Эдгартон и снова не стал собой?
У папы был такой вид, какой бывает у кошек, когда они переходят заснеженную тропинку, раздумывая, куда поставить лапу.
— Он нашел меня. Месяц назад. Ему было стыдно. Он сказал, что хочет снова стать котом, и все, что мне нужно было тогда сделать, это захотеть стать человеком.
— И что? — спросил Барни.
Папа вздохнул.
— Ничего. Я остался котом.
— Но почему? На это нужно время? То есть это еще может произойти?
— Нет. Если захотеть все вернуть, это должно произойти очень быстро, мгновенно, потому что путь к себе самому ближе, чем путь к кому-то другому. Так это объясняют.
— Тогда почему ты все еще кот?
Папа уронил голову.
— Я… я… я не хотел снова становиться собой.
Это привело Барни в такую ярость, что шерсть у него на загривке встала дыбом.
— Папа! Неужели ты не понимаешь, как все за тебя волновались?! Мне постоянно снились кошмары, и…
Папа выглядел совсем жалко. Его единственный глаз не умел плакать, но Барни чувствовал невидимые слезы.
— Да. Прости. Но это еще не все.
— Что?! — прошипел Барни.
На кухню вошла старушка, чтобы поставить чайник.
— Ну-ну, котятки… ведите себя хорошо. У нас все живут дружно, правда, Огурчик?
— Видишь ли, — продолжал кот, известный когда-то под именем Нил Ив. — Больше всего на свете я хотел, чтобы вы с мамой узнали, что со мной все в порядке, и если бы существовала волшебная кнопка, которая заставила бы вас не волноваться, я бы ее нажал. Но чем больше я винил себя за то, что причиняю боль вам с мамой, тем более несчастным я становился. Настоящий я. В общем, получается, что для того, чтобы стать собой, нужно себя полюбить…
— Не понимаю.
— Я был не самым лучшим папой, — продолжил он. — И моя работа в магазине тоже не ладилась. То есть как человек я был просто жалок. Я превратился в унылого брюзгу, если честно. Меня не устраивало то, каким я был, и потому я не мог снова стать собой.
— То есть ты застрял в этом теле?
Папа помолчал.
Старушка заварила себе чай и зашаркала обратно.
— Ведите себя хорошо, милые, — проквакала она.
— Да, видимо, так, — неуверенно ответил папа.
— Но…? — спросил Барни, чувствуя, что это еще не все.
— Но я не хочу, чтобы ты меня жалел. Знаешь, в том, чтобы быть котом, есть свои плюсы. Меня уважают другие кошки. Я живу в уютном месте. Я всегда сыт. У меня всегда есть молоко…
Барни был разочарован.
— Но разве ты не хочешь жить с нами? И быть человеком?
Мистер Ив нежно прижался щекой к Барни.
— Сынок, я не думаю, что мама этого захочет. И она права. Мы мучили друг друга, и в результате страдал ты.
Тяжесть этих слов пригнула Барни к полу. Он прав. Мама с папой не могли быть вместе, кем бы они ни были — кошками ли, людьми ли…
— Ладно, пап. Ну, по крайней мере ты жив. Барни хотелось сказать еще миллион слов. Но не сейчас. Сейчас он затих и просто наслаждался близостью папы и его нежным мурчанием.
Они допили молоко и прошли в гостиную.
По телевизору шла реклама. Пушистые щеночки лабрадора рекламировали туалетную бумагу. Похоже это было на фильм ужасов. Вдруг снаружи донесся лай.
Мимо окна прошел мальчик с собакой, которая отчаянно тянула поводок.
— Ты видел? — воскликнул Барни. — Это он. То есть я. Гуляет с Гастером… — Он оглянулся на дверь. — Как отсюда выйти?