Из трубки слышалось только сопение и тяжелое прерывистое дыхание, видно, генерал Ватутин осмысливал информацию, то кошмарную, то очень радостную. И тут бы Гловацкому помолчать, но бесшабашная, ликующая злость снова вырвалась наружу:

– Они войдут в Псков и Остров через мой труп, хрен им в зубы! Я их не пущу… Мы уже укрепились, кровью умываться будут на каждом метре!

Гловацкий только сейчас осознал, что высказал начальнику штаба все, что думает о немцах, в исключительно матерной терминологии, совершенно недопустимой в общении с начальством. За это могут и расстрелять запросто: и за меньшие провинности к стенке ставили иных и спокойно шлепали. И поспешил исправить положение:

– Виноват, товарищ генерал! Простите за горячность: двое суток не спал, готовили оборону, ведь здесь ничего не было, да еще корпус принял, бомбежка была, генералов поубивало!

– Знаю, – совершенно другой, почти спокойный и доброжелательный голос раздался в мембране. – Ну и шуточки у вас, Николай Михайлович, у меня чуть сердце из груди не выскочило. Доложите обстановку!

– Противник подошел к Острову с юго-западного направления. Сейчас 1-я танковая дивизия генерала Кирхнера перегруппировывает свои силы и подтягивает артиллерию. От станции Гауни сюда идут колонны 6-й танковой дивизии генерала Ландграфа, в ходе упорного боя опрокинули арьергард из разведбата 118-й дивизии и подразделений 163-й мотострелковой бригады, отошедшей за реку Лжа и прикрывающей отход 181-й и 183-й дивизий 24-го стрелкового корпуса на Пушкинские горы. У Лиепно сосредоточилась 36-я моторизованная дивизия противника, заслон из подразделений 23-й танковой бригады и роты 5-го мотоциклетного полка ведет бой, потери уточняются. Судя по всему, здесь сосредоточились силы 41-го моторизованного корпуса генерала Рейнгардта, в него входит еще и 269-я пехотная дивизия, которая, видимо, находится на марше и подойдет через день.

– Так, – протянул голос в трубке, в нем сквозило удивление. – Столь полную информацию о противнике я не ожидал услышать. А каковы у него планы, на ваш взгляд?

– С утра ожидаю штурм Островского укрепрайона силами двух танковых дивизий с целью прорыва позиций 118-й и 111-й дивизий и захвата мостов с городом. Стратегических мостов, ведущих на Ленинград. Их моторизованная дивизия будет наносить отвлекающий удар по Ново-Псковскому УРу, там части 111-й дивизии и 3-я танковая бригада 1-го мехкорпуса полковника Полубоярова, они отобьются, уверен. Но сражение будет тяжелым, главное, выбить танки! Через полчаса выезжаю в Остров, буду командовать лично!

– Помощи оказать не сможем, резервов нет! Наша авиация произведет бомбардировку немецких транспортных колонн, обещаю!

– В Острове 22-й корпус полковника Леднева из двух дивизий. Мы их спешно доукомплектовываем ополченцами, я выделил комсостав и бойцов из своих частей – эстонцы ненадежны. Думаю, два дня продержимся, дальше город будут держать они. Подкрепим их 28-й танковой бригадой полковника Черняховского и формируемыми там пулеметно-стрелковыми батальонами из ополченцев, отобьются!

– Вам на месте виднее, Николай Михайлович, завтра с командующим фронтом генералом Собенниковым мы выедем в Остров…

– О нет, – слово вырвалось непроизвольно. – Прошу простить, товарищ генерал, но лучше не надо! Я видел, во что превратился штаб фронта после бомбежки наших погибших комкоров. Извините, но лучше не надо! Я буду докладывать каждый час о ситуации! И беспокоюсь за свой левый фланг, что обороняет 27-я армия – против генерала Берзарина сосредотачивается 56-й моторизованный корпус генерала Манштейна, будет наступать на отдельных направлениях, на широком фронте.

Гловацкий остановился, ему очень не хотелось давать порцию знаний, которых сейчас, в теле командира корпуса, знать не мог. Но это стоило риска, если возникнут вопросы, то как-нибудь он открутится.

– 8-я танковая дивизия генерала Бранденбергера, если правильно понял эту фамилию, идет на Пушкинские горы. Одна моторизованная – к Опочке, а на Себежский укрепрайон – другая при поддержке пехотной. Их номеров и командиров я не знаю, но это все восемь дивизий 4-й танковой группы или армии генерала Гепнера. Пехота отстает, пленный офицер связи сказал, что якобы только вчера началась переправа двух армий через Двину. Думаю, нам говорил правду, жалко, от раны помер. Так что дней пять, а то и неделя до их подхода есть, а там все – проломят массой оборону. Да, вот еще что, Николай Федорович, – рискнул назвать Ватутина по имени-отчеству, память тезки подсказала, что так они несколько раз по-товарищески общались в тридцатые годы. – В германских моторизованных дивизиях совсем нет танков, только броневики, но и тех с десяток. И два полка пехоты, а не три. Но очень много артиллерии, особенно противотанковых пушек.

– Спасибо за информацию, Николай Михайлович. Значит, у немцев на нашем фронте всего три танковые дивизии, пусть очень сильные, но только три?! Будем надеяться, что данные сведения верны. Что ж, остается пожелать вам успеха. Держитесь!

– Не прорвутся! Сделаю все, что смогу, и даже больше, – с уверенностью произнес Гловацкий, хотя таковой не испытывал. – Если есть возможность, отправьте противопехотных и противотанковых мин, колючую проволоку, инженерные парки, саперные и строительные части. Хотя бы ополченцев с лопатами, в крайнем случае. Нам оборону крепить нужно, а красноармейцы должны воевать, им все силы потребуются. И еще радиостанции и провода, мы совсем без средств, у наркомата связи потребное забираем. Радиостанции очень нужны, любым будем рады, все возьмем.

– Хорошо, думаю, найдем! И для строительства выделим потребное число людей, призовем ополчение. И еще – обязательно поспите хоть пару часов, сейчас только полночь! Это приказ!

– В дороге посплю, на заднем сиденье!

– Успехов вам, Николай Михайлович!

Связь оборвалась, Гловацкий с облегчением положил трубку на рычаг. И попытался вспомнить все, что знал о генерале Ватутине. Опытный штабист и талантливый полководец, командовал фронтом в Курской битве. И в то же время очень выдержанный и доброжелательный человек, может быть резким, как любой военный. Но отнюдь не грубый, не хамоватый, таких много, часто они встречаются, редко кто может не измениться в худшую сторону своим характером и повадками, получив толику большей власти. И на его выходку не обиделся, вошел в положение. Но может быть, сам понял, что не стоило с таких слов разговор с подчиненным начинать?

Хороший генерал, даже заботу проявлять стал, и это не наигранно, тон фальшивый разобрал бы сразу. Да еще известие о небольшой, но яркой победе его обрадовало. Еще бы, добрая примета – только прибыл на фронт, а там одержан успех, который могут связать с его именем. Может, не ранят смертельно его в 1944 году бандеровцы, ведь изменения уже есть, может, и минует Николая Федоровича пуля. Хотя кто знает, куда война повернет, лишь бы хуже не было!

«Докладную записку полковника Полубоярова он прочитал и не только принял к сведению, но, кажется, и одобрил, пусть негласно, предложенную нами реорганизацию танковых частей. А чего тут делать, ведь потери танков действительно огромные!»