«Наши попали, но почему вражина не горит?»

Власьев не мог оторвать взгляд – башня на немецком танке медленно вращалась, наставляя свою пушку на броневик. Сержант сжался, ожидая, кто выстрелит первым в поединке. БА‑10 успел раньше, он разглядел прямое попадание в башню – там сверкнуло, и снова ничего.

«От брони рикошет», – сжался в недобром предчувствии, не отводя взгляда от места схватки. И сразу увидел, как полыхнула сгустком пламени танковая пушка. Накренившийся на обочине бронеавтомобиль содрогнулся от попадания всем корпусом и медленно повалился набок – грохот донесся до амбразуры. Из его раскрытых дверей взметнулись пламя и клубы черного дыма, судя по всему, пробило бензобаки, будь заправка полной, то взорвался бы. Но и так понятно, что оставшиеся в БА‑10 танкисты погибли. Власьев повернул побледневшее лицо к своим бойцам.

– Подбили нашего, сгорел, погибли героями. У немецкого танка броня два попадания выдержала, до конца парни с гадом бились…

Командир 41-го стрелкового корпуса генерал-майор Гловацкий Псков

«Вот и обзавелся я собственными военно-морскими силами, в которых ни хрена не понимаю. Но зато знаю, для чего они нужны и что предстоит им делать. Нет, как подсуетились, неужели охота обратно на корабли попасть или потому что местные, на флотилию? Или нет желания окопы копать да в них обстрелы с бомбежками пережидать?»

Гловацкий обвел взглядом черные шеренги, малость неровные, но что от моряков ожидать, они всегда шагистику недолюбливали, как авиаторы или милиция. Не приживались на русском флоте парады, Николай Михайлович это знал из истории.

Сбор ополчения, начатый утром, дал интересный результат. Псковичи, узнав, что тех, кто служил в РККВМФ, а также всех работавших в местном пароходстве, отправят на корабли сформированной Чудской флотилии, но только таких из них, кто придет в форменном обмундировании, оставшемся после службы или работы, явились в довольно большом числе. Гловацкий даже опешил, не понимая, откуда в небольшом городе может взяться свыше трехсот моряков. С обмундированием потеха вышла – низ у всех черный, на ногах ботинки, но вот голову можно было дать на отсечение, что две трети из числа стоявших просто использовали гражданскую одежду. Еще бы, если в городе, как ему уже доложили из горкома, спекулировали черным пальто, которым умельцы, главным образом представители из еврейской общины, многие из которых бежали от германского нашествия, быстро укорачивали полы и пришивали золотистые флотские пуговицы. Вот такие получались бушлаты! Фланельки с синими воротниками-гюйсами были у немногих, но куда денешь флотский гонор – все стояли в строю в тельняшках, с ремнями, на головах бескозырки. Однако Гловацкий оторопел, когда у десятка моряков пожилого возраста золотистыми буквами горели названия их кораблей со старорежимным написанием: «Гангутъ», «Россiя», «Амуръ» и прочие. Это надо же, с дореволюционных времен сохранить?!

В стороне стояли еще моряки, с полста человек при семи командирах – тех отправили со сборного пункта, отступали от Риги, где была ВМБ флота. Вот у этих бушлаты немного серые от летней въедливой пыли, хотя было видно, что их старательно выбивали. Лето теплое, но спать ночами на голой землице что в гимнастерке, что во фланельке холодновато, тут шинель или бушлат нужны. Но вот лица моряков ему понравились – усталые, но бодрые, глаза решимостью драться горят.

– Товарищи командиры и краснофлотцы! У нас формируется Чудская флотилия, один корабль уже пришел в Псков, за ним вскоре подойдут и другие. Нужно провести ремонт и вооружить канонерские лодки! И вообще – навести настоящий флотский порядок. Озеро есть наше море, и ваша служба там не менее важна, чем у бойцов Красной Армии, что уже вступили в бой с фашистами на подступах к Острову! Те, кто знает реку Великую как свои пять пальцев, – выйти из строя на три шага!

Через минуту набралось человек сорок гражданских и, к удивлению, кадровый командир, с двумя галунами на рукаве – одним узким, а другим пошире. Выстроились отдельным подразделением.

Гловацкий повернулся к отдельно стоящему комсоставу, внимательно окинул взглядом золотистые нашивки на рукавах. К своему великому стыду, он совершенно не разбирался в этих знаках различия, а для привычных ему погон еще не пришло время.

– Минеры есть? Толковые, что переправу заминируют, понтон взорвут. И плавать саженками хорошо должны…

Лучше бы он не говорил последнюю фразу – лица у всех скривились, будто по лимону с живой квакушкой сжевали! Из строя вышел один, с таким же набором нашивок.

– Лейтенант Пахомов, минер дивизиона ОВРа базы, товарищ генерал! Плавают все хорошо, какие тогда мы моряки!

Гловацкий хмыкнул – молодой да дерзкий, судя по уточнению. И чуть помедлив, подошел к пожилому моряку с тремя средними полосками на обшлаге, что явно командовал отступившими от Риги моряками. И быстро прикинул флотские звания: «Так, у лейтенанта полторы полоски, значит. У старлея их две, у капитан-лейтенанта две с половиной. Все ясно, невелика наука, просто как тюбик выжатой пасты, которой здесь еще нет!»

– Товарищ капитан 3-го ранга! Принимайте командование как старший по званию и ведите личный состав в казарму у пристани, там для вас отведен дом. У коменданта встать на довольствие и получить оружие. Тех, кто знает Великую, отдельно, лейтенанта Пахомова назначаю командиром «речников».

– Есть, товарищ генерал-майор! Только я майор, извините. – Моряк чуть усмехнулся, старательно пряча улыбку, с видом явного превосходства указал на коричневый цвет просветов между золотом полосок.

– Я немного дальтоник, майор, цвета плохо вижу. Но разберусь, где корабль, а где «судно»…

Гловацкий произнес последнее слово с нескрываемой издевкой в тоне, намекая не на гражданский сухогруз, а на больничную принадлежность. И моряк понял затаенный смысл, чуть дернул щекой. А Николай Михайлович четко, как на параде, поднес прямую ладонь к козырьку фуражки, не стал небрежно отмахиваться, как делают многие начальники, смакуя свое высокое положение. А ведь таким воинским приветствием можно свое отношение показать, и майор сразу это понял, обида с лица моментально ушла, стерлась, подтянулся словно юнкер.

– Выполняйте приказ, товарищ майор!

– Есть, товарищ генерал!

Майор лихо козырнул, надрываясь, громко скомандовал, повернувшись к застывшему строю моряков:

– Отряд! Нале-во! Шагом м-арш!

Громко и слаженно, стараясь держать ногу и равнение, моряки пошли в сторону пристани, а Гловацкий неспешно отправился к «эмке», у которой его ждал адъютант. Водитель уже завел мотор, и легковушка дымила выхлопной трубою, готовая сорваться с места и отправиться по казенной надобности…

– Константин Сергеевич, для нас сейчас любая мелочь важна, любая. – Гловацкий чиркнул спичкой и закурил папиросу – «Казбек» закончился, на довольствие комсоставу полагалась та самая «карта СССР», «Беломорканал», считавшийся в этом времени не дешевым продуктом для простых работяг, как в будущие времена, вполне приличными папиросами, даже дороговатыми. И качество отменное, фабрика имени Урицкого даже в перестройку отличалась своим товаром, этим все же уступало. Видно, со временем стандарты поменялись в худшую сторону. А вот название папирос «Норд», дешевых и доступных, поначалу казалось Гловацкому незнакомым. Пока не увидел пачку «Севера» – но до войны, именовались именно «Нордом», прославляя полярников, лишь позже название будет русифицировано. А вот их высшему комсоставу курить не положено, статус не позволяет. Если честно, то Николай Михайлович сам считал, что в эти времена люди больше махорку курили, но нет, оказывается, ее только колхозники смолили, цена доступная, а горожане предпочитали папиросы по своему достатку. А сигарет без фильтра, что символизировали для него СССР, почему-то ни разу не видел, а ведь их немало было в продаже при Горбачеве. Да те же «Прима» и «Астра», к началу девяностых ставшие жутким дефицитом и продававшиеся только по талонам – пять пачек в месяц, и ни в чем себе не отказывай, пролетарий!