Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах ты, несчастное дитя! Как мне облегчить твое бремя? – Доктор Алек погладил ладошку, лежавшую на его предплечье; в голосе его мешались сочувствие и лукавство.
– Не смейся, пожалуйста, я правда пытаюсь быть хорошей. Первым делом помоги мне отказаться от этих бессмысленных удовольствий и покажи, чем полезнее будет занять мысли и время, чтобы я вершила воистину великие дела, а не предавалась праздности и мечтаниям.
– Отлично! Ладно, прямо сейчас и начнем. Давай сегодня же утром съездим вместе в город, посмотрим на принадлежащие тебе дома. Там все готово, а у миссис Гарднер уже стоит на очереди полдюжины бедных старушек, готовых заселиться туда по первому твоему слову, – ответил доктор не мешкая, радуясь тому, что к нему вернулась его девочка; его, впрочем, не удивляло, что она продолжает с сожалением смотреть на Ярмарку Тщеславия, столь завлекательную для тех, кто молод.
– Я сегодня же отдам распоряжение – пусть хотя бы этим бедняжкам Новый год принесет счастье. Но поехать с тобой, к сожалению, не могу: я должна помочь бабушке Биби с приемом гостей. Ведь нас так давно не было дома, а она настроилась сегодня на особое удовольствие, и мне хочется ей его доставить, потому что в последнее время я с ней не так любезна, как следует. Все не могу простить ее за то, что она высказалась против Фиби.
– Она поступила в соответствии со своими понятиями, так что винить ее не в чем. Ладно, я сегодня нанесу новогодние визиты, а поскольку друзья мои живут в той стороне, заберу у миссис Г. список, передам бедным дамам твой привет и сообщу, что их новый дом готов. Согласна?
– Да, дядя, вот только скажи им, что все устроилось только благодаря тебе: я бы сама никогда не додумалась до такого плана.
– Добрая моя девочка! Нет, я всего лишь исполнитель твоей воли, разве что время от времени вношу собственные предложения. Кроме советов, мне предложить нечего, потому я и даю их с особым восторгом.
– Тебе нечего предложить, потому что ты всегда щедро делишься с другими и своим имуществом, и советами. Ну да это не страшно: пока я жива, ты не будешь ни в чем нуждаться. Я сберегу столько, сколько нужно нам двоим, хотя и склонна «транжирить» свое состояние.
Доктор Алек рассмеялся при виде того, как она презрительно вздернула подбородок, цитируя оскорбительные слова Чарли, а потом предложил забрать у нее письмо и добавил, взглянув на часы:
– Успею опустить его в ящик до того, как заберут первую почту. Люблю я пробежаться перед завтраком.
Но Роза прижала письмо к груди, и на разулыбавшемся лице заиграли ямочки – одни от веселья, другие от смущения.
– Нет, благодарствуйте, сэр. Забирать мою почту – любимое дело Арчи, и он неизменно является за всей моей корреспонденцией. А в награду я даю ему заглянуть в письма Фиби – этим мне удается его подбодрить, потому что, хотя он ничего и не говорит, ему тяжко приходится, бедняжке.
– И сколько писем пришло за пять дней?
– Четыре, сэр, и все ко мне. Ему она не пишет, дядя.
– Пока. Ну, зато ты ему свои показываешь, так что все в порядке, и вообще все вы сентиментальные малолетки. – С этими словами доктор удалился; судя по виду, он не уступал «малолеткам» в сентиментальности.
Старая мисс Кэмпбелл пользовалась почти такой же популярностью, что и молодая мисс Кэмпбелл, так что весь день на гостеприимное поместье накатывали волны черных накидок и белых перчаток, чтобы потом отхлынуть обратно. Клан взялся за дело всерьез, члены его являлись поочередно, чтобы засвидетельствовать свое почтение бабушке Изобилии и поздравить с праздником «нашу кузинушку». Первым пришел Арчи, печальный, но сдержанный, а потом удалился, унося в левом нагрудном кармане письмо Фиби – жизнь снова показалась ему сносной, несмотря на разлуку с любимой, ибо Роза сказала ему немало слов утешения, а также прочитала ему ряд премилых отрывков из недавно начавшейся пространной переписки.
Едва Арчи вышел за дверь, влетели рысью Уилл и Джорди, они выглядели очень браво в своей серой форме с изобилием красного позумента и пытались держаться с подчеркнутой солидностью, потому что с новогодними визитами явились впервые. Пробыли недолго, поскольку твердо вознамерились посетить всех своих друзей, и Роза не смогла удержаться от смеха, созерцая причудливую смесь мужского достоинства и мальчишеского восторга: и то и другое проявилось сполна, когда юноши отъехали от дома в собственном экипаже, в котором сидели будто аршин проглотив: руки благопристойно сложены, а головные уборы на обеих белокурых головах сдвинуты набок под одним и тем же углом.
– А вот и следующая парочка: Стив, разодетый павлином, с огромным букетом для Китти, и бедолага Мак: с виду джентльмен, по ощущениям мученик, – заметила Роза, глядя, как в большие ворота, украшенные дугой из плюща, остролиста и хвои, выезжает один экипаж и въезжает другой.
– Вот он! Я взял его на буксир до конца дня, а ты уж подбодри его своей похвалой, потому что он последовал со мной совершенно безропотно, хотя до того собирался куда-то сбежать вместе с дядей, – объявил Стив, отступая в сторону, чтобы Розиному взору предстал его брат, который в праздничном наряде был необычайно хорош собой: перевоспитание начало давать свои плоды.
– С новым годом, бабушка, и тебя тоже, кузина! Желаю вам многих счастливых лет, ибо вы этого заслужили! – поздравил их Мак, не обращая на Стива ни малейшего внимания. После этого он сердечно поцеловал старушку, а Розе вручил миленький букетик из маргариток.
– Говорят, маргаритки помогают от сердечной боли. Думаешь, мне это требуется? – спросила Роза, внезапно посерьезнев.
– Оно всем требуется. А что еще могу я тебе подарить в такой день?
– Да, ты прав. Спасибо. – Глаза Розы внезапно увлажнились, потому что, хотя Мак и не был особенно речист, ее всегда трогали его галантные поступки – он лучше других умел чувствовать ее настроение.
– Арчи уже приходил? Мне он сказал, что никуда не хочет, но я надеюсь, что ты выбила эту дурь у него из головы, – сказал Стив, поправляя галстук перед зеркалом.
– Да, дружок, приходил, но выглядел так уныло, что у меня теперь прямо душа не на месте, – ответила бабушка Изобилия,