Стасенька… Что с того, что у меня были женщины? Все они ничего для меня не значили. Они были непроходимыми дурами эти напыщенные фрейлины двора Его Величества, эти изнеженные дворянки.

– Мы неровня, уважаемый господин министр, – ответила ему я, подняв глаза. Вы —дворянин из знатного рода. Я – кухарка, которую папенька продал в гоблинскую таверну. Я всегда буду стоять в ряду ваших шикарных женщин, трижды в день переменяющих платье. Причём в самом конце очереди. Я буду сводить цыпки, штопать юбки, чистить песком кастрюли. Меня можно привезти как кобылу на торжище, выставив в ряд к таким же дурам, мечтающим выйти замуж за короля. Привезти и даже не поставить в известность о том, что я участвую в отборе невест. И когда король выберет меня, можно смело оболгать меня и сочинить историю о том, что избранница монарха переспала с целой ордой разбойников. Я же ничего не смогу сказать в ответ, кто поверит кухарке?

– Стася, Стася, подожди, – протянул мне руку Смеян, но я уже резко вскочила, опрокинув недопитую чашку. Напиток плеснул на богатый камзол Смеяна.

– У вас есть другой камзол, и вы можете переодеться, господин министр. К сестре я пойду сама и объясню ей, что вышло недоразумение.

– Станислава Лучик, вы мне отказываете? – удивился Смеян. Он смотрел на меня сверху вниз с таким неподдельным изумлением, что мне стало его немного жаль.

Я ничего не ответила Смеяну, бросила салфетку на стол и вышла из оранжереи. Меня душили слёзы, и я выскочила в первую попавшуюся на глаза боковую дверь. Я шла быстрыми шагами, не разбирая дороги, и очень скоро увидела, что оказалась возле конюшен. Это был каретный двор, уставленный дорогими и не очень экипажами. Я оглянулась и увидела, что Смеян за мной не идёт. «И очень хорошо, господин Левая Рука, – подумала я, – бабник и обманщик. А ещё колдун!» Я села на подножку одной из карет и дала волю слезам. Как приятно плакать, когда тебя никто не видит!

– Стася, ты ли это? – услышала я голос Клары и отняла руки от заплаканного лица.

Передо мной с дымящейся кастрюлей, полной варёных бобов стояла артистка.

– Такая красивая и плачешь! Пойдём с нами завтракать, расскажешь, как дела.

Я с радостью пошла следом за Кларой, которая беспрестанно оглядывалась и хвалила моё платье, причёску и туфли.

– Какая же ты раскрасавица, Стасенька, просто королевская невеста!– приговаривала она, сама не зная того, что недалека от правды, – а мы так вчера веселились, так плясали, что пятки болят. Оказывается, что король приехал к Вильдам тайно, а вся его свита собралась в саду, и мы давали представление. Ну, не только мы. Там были и жонглёры, и фокусники, которые будут сегодня на приёме перед королём выступать. Стася, я так пела, словно в меня вселилась целая соловьиная роща. Мы заработали с Карлом целый кошель серебра.

Я засмеялась, вытирая слёзы. Клара толкнула бочком дверь, и мы вошли в один из каретных сараев. Там было светло от щелей в стенах и крыше, лежали тюки сена, стояла повозка карликов, и на бревне сидел улыбающийся Карл.

Я была искренне рада видеть этого смешного и жалкого человечка, он вскочил, подбежал ко мне и обнял, его голова едва доходила мне до груди, и я погладила его макушку.

– Я вижу, что ты стала совсем как принцесса! – радостно сказал он, – Хоть мы тебе теперь и не компания, а всё же позавтракай с нами и расскажи, как поживаешь.

От завтрака я отказалась, хотя бобы выглядели аппетитно. Клара щебетала, что на кухне ей дали не только эту кастрюльку, но и несколько сдобных булок и пучок зелени. Карл потирал ручки от радости. Он так аппетитно стал уплетать простой завтрак, что я широко улыбнулась.

– Клара, скажи, а Карл делал тебе предложение? – невпопад спросила я.

–Конечно, – улыбнулась карлица, – и это было очень романтично. Мы служили тогда в бродячем театре «Роза». Я была наездницей на пони, а Карл пел свои баллады. И однажды ночью…

– Мы с Кларой пошли к ручью напоить её белого пони, – подхватил Карл, – и я сказал, что глаза моей Клары ярче звёзд, прекраснее кольца, который тут же надел ей на палец.

– Вот оно, – Клара повертела перед моим носом пухленькой ручкой. На одном из пальцев было медное, позеленевшее колечко с хорошо отполированным речным кварцем необычного голубоватого оттенка.

Я захлопала в ладоши, это было действительно очень трогательно.

– А потом мы решили, что будем выступать отдельно, купили повозку и ослика, – сказал Карл, уплетая булку, – тем более что господин Пузырь стал к нам хуже относиться, да и госпожа Агнешка куда-то пропала…

– Агнешка? – спросила холодея.

– Да, – подтвердила Клара, – с нами выступала очень красивая актриса, уж как она пела. И не было ни одного музыкального инструмента, который ей бы не подчинился. Лучше всего она играла на лютне. И меня немного обучила, теперь её лютня мне досталась.

– Расскажите мне об этой Агнешке, – попросила я, сложив ковшиком руки перед грудью.

– Изволь, – кивнул Карл.

Он мало что знал об этой певице, потому что пробыл в труппе бродячего театра полгода. Агнешка пришла раньше, её уже знала публика и приходила послушать именно ее сладкие песни. Агнешка искусно гримировалась, переодевалась в разные костюмы. Она представала перед публикой то юной эльфийской принцессой, то зрелой коварной обольстительницей из отряда гоблинов, воевавших с людьми в эпоху Безвластья, то матерью жестокого короля Збышека. Агнешка знала много баллад всех народов королевства, особенно уморительными были её «Песни шноркелей о бедности и скаредности». Агнешка, как говорится, «делала кассу». Она шепнула как-то Кларе, что копит деньги на выкуп отца, сидящего в долговой тюрьме. От этих слов у меня защемило сердце.

– Скажите, милые мои, – взмолилась я, – а где теперь эта чудесная девушка?

– Мы не знаем, – развела руками Клара, – однажды вечером после спектакля, к директору театра пришёл стражник Серого Патруля, он увёл Агнешку с собой, и больше её мы не видели.

– А потом мы уволились.

Я покачала головой. Было очень похоже на то, что Агнешку забрали по подозрению в колдовстве. Но тогда бы Вильд об этом знал.

– Он умела колдовать? – спросила я осторожно.

– Вряд ли. Девушка, умеющая колдовать, не станет жить в нищете, – хмыкнула Клара, и я развела руками. Не говорить же Кларе о себе, дуре распоследней, которая ни разу не попыталась добиться чего-то корыстного своим колдовством.

– Мне пора, – вздохнула я, – сестра хватится меня, будет искать. Шум поднимется. Ещё вам влетит, если попадётесь под горячую руку.

Клара вскочила и