Снаружи заведения раздались возмущенные голоса. Кто-то пытался прорваться внутрь, а охрана их не пускала.

– Кто там? – негромко спросил бармен, нажав неприметную кнопку, замаскированную под пуговицу на воротнике.

– «Борги», – раздалось в левом ухе. – Двое тащат третьего, который весь в кровище и того и гляди кони двинет.

– Это ты сейчас кони двинешь, паскуда! – взревел голос, полный нечеловеческой ярости. Ну да, ну да, «борги» за своих товарищей глотки порвут кому угодно, и все такое. Слышали, знаем.

– Пустите, – сказал бармен.

«Боргов» он не любил. Раньше бы приказал стрелять. Безотходный вариант. Все, что на трупах, – законный хабар, а тела – клиентам на жаркое. Зона все спишет. В случае чего – не видел никого, не знаю ничего.

Но то раньше.

Нынче же времена иные. Артефактов в Зоне кот наплакал, соответственно, и клиентов заметно меньше стало. Поэтому приходится бороться за репутацию среди членов основных группировок.

Дверь распахнулась, и двое плечистых «боргов» в знакомых черно-красных защитных костюмах втащили в бар третьего – в полностью черном от запекшейся крови. Бармен только глянул на мраморно-бледное лицо раненого и сразу все понял. Зря эти кабаны надрывались, не жилец их кореш. По ходу, крови из него вытекло литра три, так что это, считай, гарантированный труп, который ластами хлопнет в самое ближайшее время.

Но «борги» в это верить отказывались, хотя, небось, сами мертвецов повидали немало на своем веку. Подтащили, смахнули стаканы на пол и, водрузив тело на стойку, уставились на бармена.

– Вылечить сможешь? – прохрипел один из них, лицо которого было изрыто глубокими оспинами, словно ему в рожу мелкой дробью из двустволки в упор хренакнули.

– Сам-то как думаешь? – пожал плечами бармен. – У меня ж тут не реанимация полевого госпиталя. Хотя тут полевой вряд ли помог бы, стационарный нужен. И то сомневаюсь…

Пока бармен разглагольствовал, прикидывая, как бы половчее отослать этих гамадрилов обратно в Зону хоронить без пяти минут покойника – пока отсюда обратно вытащат, он и окочурится, – рябой молча полез за пазуху и вытащил оттуда небольшой золотой шарик с яркими, цветными пульсирующими нитями, пронизывающими его поверхность. Шарик сверкал, переливался, притягивал взгляд…

У бармена отвисла челюсть, по подбородку потекла тягучая капелька.

– Это… то, что я думаю? – немного жалобно спросил он, придя в себя и вытирая невольные слюни.

– Мы достали его из сдвоенного «электрода», – хрипло произнес второй «борг», морда которого смахивала на утюг с одним глазом – второй прикрывала черная повязка. – При этом погиб один из наших. Его просто разорвало молниями, хоронить нечего было. А когда возвращались, нарвались на «носителей»… Короче, это наш командир отделения. Он нас обоих спас. И дело даже не в Долге жизни. Он нам как старший брат. Спасешь его – это «второе сердце» твое. Нет – не обессудь, нам теперь терять нечего. Размолотим твой людоедский бар в труху и тебя на тех опилках живьем зажарим.

Бармен на угрозу не отреагировал. Видал он таких не раз, лихих и страшных, потрясающих оружием и харизмой. Сейчас все его внимание занимал артефакт, который крайне редко рождается в центральной части мощных «электродов». Причем если кому-то удается извлечь «второе сердце» из аномалии, золотой цвет артефакта и пульсирующие нити пропадают.

А у этого они не исчезли!

Бармена аж затрясло при мысли о том, сколько может стоить подобный уник. Это ж можно будет потом вообще не работать! Бросить к чертям крысособачьим чертов бар вместе с его содержимым, и гори эта Зона вместе с ним синим пламенем! Вот он, билет в другую жизнь, сверкает-переливается, раскрашивает бликами борговскую ладонь, размерами похожую на малую саперную лопату.

Любой бармен, который барыжит артефактами, всегда имеет свой неприкосновенный запас. В Зоне всякое случается, и самый ценный хабар – это собственная жизнь, ради которой тот НЗ и создается. «Пластырь», например, за который сталкеры и пристрелить могут. Научная аптечка, где хранятся дорогущие препараты, созданные на основе даров Зоны. Или – у особо богатых и везучих – «синяя панацея», дарящая излечение от любой хвори… Или же мучительную смерть. Это уж кому как повезет.

Сглотнув слюну, бармен хриплым от волнения голосом произнес:

– «Панацеи» у меня нет. Но если попробовать…

Он не договорил.

Дверь бара распахнулась от мощного пинка, и в помещение вошли трое «вольных». У двоих из них в руках были пулеметы, хорошо знакомые хозяину заведения. Третий – по-видимому, командир группы – держал на изготовку «Вал», оружие эффективное, но в Зоне очень недешевое.

– Вот вы где, паскуды, – недобро ощерился командир, поднимая свое дефицитное оружие…

Но одноглазый «борговец» оказался быстрее.

В его руке, словно по мановению волшебной палочки, появился пистолет. Зло тявкнул выстрел, и пуля сорвала ухмылку с лица «зеленого» вместе со щекой. Вторая пуля прилетела точнее, довершив начатое. Вошла точно промеж глаз, развернулась в черепе и вынесла его заднюю часть вместе с мозгами прямо в лицо четвертого «зеленого», заходящего в бар последним.

Пулеметчику, стоявшему слева, тоже не повезло. Рябой «борговец» полоснул из автомата от бедра, и «вольный» грохнулся на спину, выпустив в потолок длинную очередь.

А вот тот, что стоял справа, не сплоховал.

Его пулемет задергался, словно бешеная собака, стремящаяся вырваться из рук, и обоих «боргов» отбросило на стойку, по которой они и сползли вниз, обильно пачкая ее кровью.

Бармен на происходящее среагировал шустро. Выхватил из-за стойки компактный израильский «узи» и выпустил очередь в пулеметчика. Тот, приняв в себя полмагазина, задергался, словно под током, выронив пулемет, попятился и чуть не сбил с ног четвертого «вольного», который как раз вытирал рукавом с лица кровь и мозги командира группы.

Видя падающее на него тело, «зеленый» морду протирать перестал, подхватил расстрелянного барменом товарища, выхватил у него из набедренной кобуры пистолет и, прикрываясь раненым как щитом, высадил в бармена весь магазин.

Хозяин заведения отлетел назад, прямо на стеллаж с бутылками, которые на него и осыпались, разбиваясь друг о друга и раня осколками упавшего на пол хозяина заведения. Но тому было уже все равно. Когда у человека две пули в сердце, ему становится совершенно наплевать и на мелкие порезы, и на весь окружающий мир в целом.

Выживший «зеленый» опустил на пол труп товарища и подошел к стойке, на которой все еще лежал бледный как мрамор мертвый «борговец», на груди которого переливался яркими пульсирующими нитями золотой шарик, выроненный его товарищем – теперь тоже мертвым и валяющимся на полу в луже крови.

Завороженный цветным мерцанием, «вольный» протянул руку, чтобы взять бесценный артефакт – и взял. Но тут же захрипел, забулькал, попытавшись вздохнуть. Однако получилось у него это неважно: из глубоко рассеченного горла в легкие лился не воздух, а кровь, непригодная для дыхания.